Я внимательнее всмотрелась в Гражинку.Сломанная лилия, пся крев! Вот теперь депрессия психическая перешла в паралич. Срочно требуется терапия, не то выйдет и попадёт под колёса первой же попавшейся машины. Или сама кого задавит — ещё хуже.Когда я осторожно предложила девушке обратиться к психиатру, поскольку её состояние внушает мне опасения, та неожиданно сорвалась с места и забегала по комнате, беспорядочно выкрикивая.— К черту психиатра! И психолога! И психоаналитика! Сама справлюсь.Поскольку в своём сумасшедшем беге девушка воспользовалась всей моей жилой площадью, я не услышала, что она кричала, оказавшись у окна в другой комнате. Бегать за ней следом мне как-то не хотелось Но вот голос несчастной послышался отчётливей:— Тебе бы такое! Или плазма, или убийца, вот и весь выбор! А ведь уговаривала меня тётка уйти в монастырь, жаль, что не послушалась! Я ведь до конца надеялась… Сама бы попробовала свою проклятую психоаналитику! — громким криком закончила она и на миг замолкла.Я немедленно этим воспользовалась, крикнув в свою очередь:— И вовсе нет! И не правда! Это ты его довела! Выслушать не пожелала! Избегала парня, как зачумлённого, ни одному его слову не верила.Если не любила, так бы и сказала, не мучила…— Идиотка! — услышала я в ответ. — Я его любила! Ещё как любила! Я только хотела, чтоб он стал немного другим…— Вот он и стал совсем другим…— Я уже почти решилась выйти за него!А теперь вижу! И это ужасно, ужасно, я такого не вынесу! Ну почему я с ним так.., так… И на кой мне понадобился Умберто Эко?Это, должно быть, отозвались её упрёки в недостаточной начитанности Патрика, — догадалась я и высказала своё полное согласие с ней.— Не знаю и тоже удивляюсь, на кой. И вообще, ты дулась и капризничала, когда он был, а теперь, когда его нет…— И в этом тоже моя вина! — заливаясь слезами, Гражинка стремглав устремилась к балконной двери и распахнула её.Я встревожилась.— Не вздумай прыгать! Дворничиха и без того все время ругает меня, что из моих окон всякая гадость падает, а потом велит мне её убирать.А Гражинку уже несло, она не могла остановиться. Я узнала, что с неё достаточно морального гнёта, и к черту интеллигентность и воспитанность, достаточно, она больше не выдержит. Нет, не станет она глотать отраву, просто постарается забыть и о Патрике, и обо мне. А ещё лучше — повернуть время вспять. Пусть он не убивает тётки, а она не капризничает, примет решение и выйдет за него. И как я не понимаю, какие муки она теперь испытывает? А ещё подруга называется! Нет, она с самого начала предчувствовала, что такое случится, вот и металась в своих чувствах, а теперь совесть её гложет и гнетёт со всех сторон!Я и сама вдруг почувствовала, что меня тоже гнетёт, если не со всех сторон, то уж с одной — точно. Отсидела все на свете, холера! Ну и конечно, тут же вспомнились проклятое письмо и не менее проклятый болгарский блочек. На кой черт я посылала несчастную жертву в этот Болеславец, может, и Патрика бы там не оказалось, гонялся бы за ней по Дрездену и не тронул тётку. Ведь если честно, не Гражинка невольно спровоцировала преступление, а я.А та уже притомилась и свалилась в кресло, продолжая, теперь сидя, вешать всех собак на своего Патрика. Я и не заметила, когда она прибавила к нему Веронику, которая была совершенно невыносима, патологически скупа и глупа, и никто не стал бы её убивать, не будь она такой. Я пошла закрывать балконную дверь — ужасно боюсь сквозняков, и, не дай бог, опять выметет на улицу корректурные листы.— Зачем он туда пошёл? — спросила она, когда я уселась на место.— Кто и куда?— Януш. Куда-то.— Куда — не знаю. А зачем… Минутку.. А, ну да. За показаниями изнасилованной Хани.— И на кой ему эта Ханя? С ней и так все ясно.Зачем из неё выбивать ещё какие-то показания, что она может новенького сказать?— Никто из неё ничего не выбивает, она сама выразила желание дать новые показания.Гражинка не столько успокоилась, сколько сникла. Без складу и ладу вдруг принялась рассуждать о глупости молодых девушек, потом без всякого интервала перескочила на глупость пожилых дам. Я не очень внимательно слушала, не поняв, имеет ли она в виду меня или Веронику.Впрочем, о себе я все знала и без Гражинки, а Вероника у меня уже в печёнках сидит, так что я перестала слушать и переключилась на размышления о Ксавусе.Никаких сомнений: главного свидетеля допрашивали по-идиотски. Шуровал в кабинете, слышал, прятался, пришли жертва и убийца — все это глупости. Что с ужином Вероники? Ведь она же его ела, так сколько времени этот кретин там прятался? Или, может, ужин слопал Патрик?Вместе с кошкой? А потом занялся домашним хозяйством, мытьём посуды…Все это не укладывалось во времени. И где Антось? Вертелся там со своим дружком, поделив функции: Антось устраивает погром, Куба ищет брактеат? И что? В таком многочисленном обществе Патрик крушил тётку топором?! А когда Ксавусь побывал в ванной, когда дотронулся до держалки для туалетной бумаги: до убийства или после? И зачем? Надо было составить поминутный график действий всех фигурантов!
Гражинка тем временем постепенно освобождалась от стресса. Из её дальнейших высказываний я вдруг поняла, что теперь главным источником её переживаний стал не Патрик, а тётка. Точно, она сейчас жаловалась на тётку.Ей, Гражинке, приходится скрывать всю афёру от тётки, иначе назойливыми расспросами и ненужными советами та всю жизнь ей отравит.Именно из-за тётки девушка вынуждена казаться спокойной и демонстрировать благостное настроение, чтобы у той не зародились глупые подозрения. А обстоятельства, к сожалению, складываются так, что именно сейчас Гражинке приходится постоянно находиться у тётки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101