— сказал он дрожащим от боли голосом. — Мы знаем друг друга десять лет, Риана, и тем не менее ты до сих пор не понимаешь, что означает быть племя в одном. Ты просто не понимаешь. Возможно никогда и не поймешь.
— Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — возразила она, чувствуя обиду и злость. — Я была первой из сестер, кто заговорил с тобой. Я была первой, кто протянул тебе руку дружбы, и десять лет мы были так близки, как только два человека могут быть. Я надеялась, что мы сможем стать еще ближе, но теперь… великий дракон! Теперь я не знаю, что и думать!
Он взял ее руки. — Риана… — Она попыталась освободится, но он держал твердо. — Нет, Риана, выслушай меня. Я не могу тебе помочь, я иду своим путем. Я, Сорак, могу контролировать только мои мысли и поступки. Все другие, которуе живут в моем теле, думают так, как они хотят думать, и действуют так, как они хотят действовать. Допустим, я гляжу на тебя и вижу теплую, страстную, умную и прекрасную молодую женщину, в которой есть все, что я мог бы пожелать. Но Страж, Кивара и Наблюдатель просто неспособны почувствовать любовь к женщине. Ну хорошо, Кивара, я могу допустить, еще испытывает какое-то любопытство, но Страж и Наблюдатель в корне отвергают идею, чтобы мы стали любовниками. Они не могут принять ее. — Он опять ухватился руками за голову и вздрогнул от боли. — Нет! Дай мне закончить!
Потом, внезапно, его руки опустились, и спокойное, твердое выражение появилось на его лице. Это больше не был Сорак. — Ты должна прекратить этот разговор, — сказала Страж ровно. — Он причиняет Сораку жуткие страдания.
— Чтоб ты пропала, — сказала Риана. — Как ты можешь так поступать с нами? Ты никогда не говорила мне, что ты женщина.
— А ты никогда не спрашивала, — ответила Страж.
— Я не могла даже помыслить о таком! Когда мы разговаривали с тобой, ты всегда говорила мужским голосом, как и сейчас!
— Это не моя вина, что я живу в теле мужчины, — возразила Страж. — Если бы у меня был выбор, я, конечно, не выбрала бы это тело. Однако, это кое-что, что я научилась принимать, и ты тоже должна научиться принимать это.
— Это просто смешно, — закричала Риана. — Сорак — мужчина .
— Нет, он просто выглядит как мужчина, — спокойно ответила Страж. — На самом деле он эльфлинг. Он не мужчина уже потому, что он не человек. Или ты забыла это, как забыла, похоже, о его нуждах и его чувствах, и думаешь только о своих глупых, эгоистических желаниях?
Отреагировав совершенно инстинктивно, Риана залепила Стражу пощечину, но, сделав это, она ударила и Сорака, и внезапно осознала, что наделала. Ее ладонь рванулась ко рту, она укусила себя за костяшки пальцев, а глаза широко раскрылись от боли и потрясения. — Что я сделала? Сорак…
— Сорак понимает и прощает тебя, — сказала Страж. — И только ради него я попытаюсь понять и простить. Но ты ведешь себя как глупая, безмозглая девчонка, которая злится только потому, что не может добиться своего. Но ты на самом деле сделала ему больно. Это действительно то, чего ты хотела?
Глаза Рианы наполнились слезами. — Нет, — сказала она умирающим голосом. Она покачала головой. — Нет, это последняя вещь, которую бы я хотела сделать. — Она подавила рыдания, быстро встала и бросилась к берегу, где она оставила свое платье и мокассины. Даже не потрудившись одеть их, она стиснула их в руках и бегом понеслась в монастырь…
Пока она, качаясь, бежала по дороге к монастырю, слезы лились у нее из глаз и Риана ругала себя как последнюю дуру. Она чувствовала себя злой, расстроенной, униженной и такой несчастной, какой она никогда не чувствовала себя за всю свою жизнь. В ее душе клокотал настоящий шторм противоречивых эмоций. Она бежала изо всех сил, словно старалась убежать от них, но когда она уже была на полпути, она не выдержала, рухнула на колени и забила кулаками по земле с беспомощным разочарованием, рыдая от боли и ярости.
Дура, дура, думала она. Почему, ну почему я не слушала других? Они хотели предупредить меня, защитить меня… И внезапно ей пришло в голову, что точно так же Страж защищает Сорака. Он от чего? От ее любви? От его собственных чувств? Разве это не Страж, кто жесток и эгоистичен? Десять лет, подумала она с горечью. Десять лет мы знаем друг друга и он ни разу не сказал мне. Они ни разу не сказали мне. Это они, другие, не разрешали ему. И тогда, внезапно, в ней возникло чувство жалости и глубочайшего сочувствия к Сораку.
Он сказал ей, что он переживал за нее, что он сражался за нее, но не смог победить свою природу, свое естество. Она подумала, с тоской, на что это может быть похоже, для него? Он сказал, что она не понимает. Да, он был прав. Как она могла? Как она могла бы узнать, что означает разделять свое тело с другими личностями, каждая из которых имеет собственные мысли и чувства? Это не его вина. Он не выбирал это, это его проклятие, с которым он должен жить всю оставшуюся жизнь. И рассказав ему о своих чувствах, она только сделала его жизнь еще хуже.
О, Сорак, подумала она, что я тебе сделала? Пока она стояла на коленях и плакала, другие монахини резвились в бассейне, их радостные крики доносились до нее. Она слышала их беззаботный смех, их не волновало ничего в этом мире. Почему она не может быть такой же, как они? Они не страдают от отсутствия мужчины в их жизни. Они с радостью принимают Сорака как брата. Почему это недостаточно для нее? Возможно, они не знают, что такое любовь, но если то, чем наполнено все ее сердце, — любовь, лучше уж быть невежественной.
Собрав всю свою волю, она поднялась и заставила себя успокоиться. Она же не хочет, чтобы они увидели ее такой. То, что произошло между ней и Сораком, касается только их одних.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87