туманными ночами он мерил шагами
свою хижину, придумывая одну уловку хитрее другой, и наконец составил
план, который его удовлетворил. Во всем необъятном космосе он один мог
спасти этот полюбившийся ему мир, этот дорогой его сердцу народ - теперь
он знал, как отвести беду. Живой, он наверняка сумел бы предотвратить
катастрофу.
Но он умирал.

День подошел к концу, наступил вечер. Тень усталости легла на лица
мальчиков, и их голоса теперь звучали напряженно, однако они продолжали
грести так же энергично, не сбиваясь с ритма. Уплывали назад мили берега
со множеством деревень, жители которых узнавали Лангри и толпами высыпали
к воде, чтобы приветственно помахать ему рукой.
Когда сумерки затянули туманом морскую даль и одели в багрянец сушу,
они свернули в мелкий залив и, миновав полосу прибоя, вплотную подошли к
широкому, плавно поднимавшемуся из воды берегу, на котором рядами лежали
сохнущие каноэ. Мальчики выскочили из лодки и втащили ее на пологий склон.
Обессиленные, они упали на песок, но уже через минуту вскочили на ноги,
сияя от гордости. Во всякой хижине они сегодня будут почетными гостями.
Разве не они привезли Лангри?
Они двинулись через деревню, растянувшись в процессию, и с каждой
хижиной, мимо которой они проходили, шествие становилось все многолюднее.
Взрослые, с выражением глубокого почтения, и охваченные благоговейным
трепетом дети выходили на улицу и торжественно следовали за О'Брайеном.
Хижина Старейшины стояла в некотором отдалении от остальных, на вершине
холма, и сам он, воздев к небу руки, ждал их там с улыбкой на морщинистом
лице. Не дойдя до него шагов десять, О'Брайен остановился и тоже поднял
руки. Жители деревни притихли, не спуская с них глаз.
- Привет тебе, - сказал О'Брайен.
- Слышать твое приветствие столь же приятно, как видеть тебя.
О'Брайен приблизился к Старейшине, и они пожали друг другу руки. Это
не входило в местный обычай, но О'Брайен при встрече с людьми пожилого
возраста, в дружбе с которыми он прожил почти всю свою жизнь, обменивался
с ними рукопожатиями.
- В надежде на твой приезд я распорядился устроить пир.
- А меня привела сюда надежда попировать с тобой.
Ритуал был выполнен, и жители деревни, вполголоса обмениваясь
одобрительными замечаниями, начали медленно расходиться. Старейшина взял
О'Брайена за руку и повел его мимо хижины в маленькую рощицу, где между
деревьями были развешены гамаки. Там они остановились и повернулись лицом
друг к другу.
- Много утекло дней, - произнес Старейшина.
- Много, - согласился О'Брайен.
Он вгляделся в своего друга. Тело высокого худого Старейшины на вид
казалось все таким же крепким и сильным, но волосы его побелели и отливали
серебром. Поначалу прожитые годы лишь наметили на его лице морщины, потом
время постепенно углубило их и притушило блеск глаз. Как и О'Брайен, он
был стар. Он тоже умирал.
Они удобно устроились в гамаках, так чтобы каждый видел лицо другого.
Молодая девушка принесла им сосуды из выдолбленных плодов, и они,
потягивая напиток, отдыхали в молчании, пока не сгустилась тьма.
- Лангри ведь больше не путешествует, - сказал Старейшина.
- Лангри пускается в путь, когда он чем-то озабочен.
- Так поговорим о том, что тебя заботит.
- Потом. После пиршества. Или завтра... Лучше бы завтра.
- Ладно, пусть завтра.
Девушка вернулась с трубками и тлеющим угольком, и они молча
закурили; искры, разлетаясь, пронизывали мрак, а неровное дыхание ночного
бриза обдавало их свежим ароматом моря, к которому примешивались
аппетитные запахи праздничных блюд. Они докурили трубки и, выйдя из
рощицы, торжественно заняли приготовленные для них почетные места.
Ранним утром они вдвоем отправились на берег и уселись рядышком на
небольшом бугре, у подножия которого плескалось море. Они утонули в массе
душистых цветов, кивавших чашечками в такт легким порывам ветра. Под
первыми лучами солнца искрились волны. Пестрые паруса рыбачьих лодок
казались прильнувшими к горизонту лепестками. Слева от них, разметавшись
по склону холма, дремала деревня, и к небу тянулись лишь три тонких дымка.
Мальчики шумно возились и играли в волнах прибоя, и только некоторые из
них робко приблизились к бугру и, задрав головы, во все глаза смотрели на
Старейшину и Лангри.
- Я стар, - произнес О'Брайен.
- Ты старше всех, - согласился Старейшина.
О'Брайен слабо улыбнулся. Для местных жителей слово "старый" означало
"мудрый". Старейшина сделал ему величайший комплимент, а он не
почувствовал в душе ничего, кроме пустоты и усталости.
- Я стар, - повторил он, - и я скоро умру.
Старейшина быстро повернулся к нему.
- Никто не живет вечно, - сказал О'Брайен.
- Верно. Но тот, кто боится смерти, умирает от страха.
- Я боюсь не за себя.
- Значит, Лангри заботится не о себе. Однако ты сказал мне, что
чем-то озабочен.
- Это твоя забота. Забота всего твоего народа, который стал и моим.
Старейшина медленно кивнул.
- Мы всегда прислушиваемся к словам Лангри.
- Ты ведь помнишь, - сказал О'Брайен, - что я прибыл сюда издалека и
остался у вас потому, что корабль, который доставил меня сюда, больше не
мог летать. Я попал в ваши края случайно - сбился с пути, а мой корабль
тяжело заболел.
- Помню.
- Сюда прилетят и другие. Потом еще и еще - много, много других.
Среди них будут и хорошие люди и плохие, но каждый человек, будь он хорош
или плох, привезет с собой диковинное оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22