Пятый роняю вниз при
неудачном заходе на посадку. После десятого устраиваем перерыв на
уборку помещения - отгребаем осколки к стенам. После двадцатого я
сбиваюсь со счета. Лира утверждает, что звук ударов изменился.
Конечно, изменился. Раньше эхо гудело, а теперь весь пол щебенкой
засыпан. Через три часа заявляю, что шахтерам полагается укороченный
рабочий день и молоко за вредность. Сажусь у стенки и рассказываю,
что такое вредное производство, трудовой стаж, профсоюзы, зарплата,
дублоны и доллары, дирхемы и дукаты, пиастры и лиры.
- Значит, лира - это такая маленькая золотая монетка?
- С чего ты взяла, что золотая?
- Ты сам мне вчера говорил: "Не плачь, моя золотая".
- Рыжая ты, а не золотая. Ну, ладно, пусть будет - золотая. А еще
есть такой музыкальный инструмент - лира.
- Какая она?
Описываю в воздухе две волнистые линии. То ли гавайская гитара,
то ли женский силуэт.
- Тебе бы только поиздеваться! - получаю кулаком в бок.
- На самом деле такая! - рисую в пыли контуры лиры. - А вот здесь
струны натянуты.
Лира внимательно изучает рисунок.
- И на самом деле такая, - повторяет мой жест. А не обманываешь?
- Конечно обманываю. Она вдвое больше.

- Лира, ну дай поспать усталому труженику.
Не помогает.
- Последний раз предупреждаю: дай поспать, или будет как вчера.
- А что было вчера?
- Забыла? Через час напомню. Если поспать дашь.
Не может быть! Неужто подействовало..? Слышу грохот переворачиваемой
мебели, какое-то шуршание. Открываю правый глаз. Лира перевернула стол,
загрузила щебнем и волокет на балкон. Встаю, потягиваюсь и иду за ней.
На балконе собачий холод. Мышцы спины ноют. Потянул, долбя стенку.
- Встал, соня. Говори, что было вчера?
- Ну, вчера ты не дала мне поспать.
Лира поражена и возмущена таким коварством. Гордо поднимаю хвост
и удаляюсь, довольный.
- Коша, нам надо пораньше позавтракать. Мне сегодня в деревню.
Коша - это я. Сокращение от "Дракоша". Завтракаем, отвожу ее
на условленное место и продолжаю долбить стенку. В двух местах углубился
уже сантиметров на тридцать. Дело пошло быстрей - в монолите появились
трещины. Спохватываюсь, что пора лететь за Лирой.
Опускаюсь на прогалину. Лиры нигде не видно. Сам виноват, опоздал
почти на час. Желтенькие цветочки, не знаю, как называются, уже закрылись.
- Коша, я тут.
Оглядываюсь. Лира слезает с дерева. Опять что-то случилось.
По физиономии видно.
- Коша, вчера в деревне церкачи были. Много. Обо мне распрашивали.
Всех собрали, по одному уводили в избу и там распрашивали. Все,
что про меня говорили, записывали. Говорить между собой запретили,
кто говорил, плеткой били. У нас дома все вверх дном перерыли, всю мою
одежду и старые игрушки забрали. Кто-то слух пустил, что Лючия
потерялась, и я за ней к Замку ходила. У Сэма Гавнюка Лючинину
шкуру отобрали. Потом к болоту пошли, там Лючинин череп забрали и
какое-то дерево спилили.
- Кого-нибудь убили?
- Нет, только плеткой били. А когда уходили, из леса кто-то
в них камнями кидал. Они из арбалетов в лес стрелять стали, но ни в
кого не попали.
- Ты с Титом говорила?
- Нет, у него дома пол деревни собралось.
- Лючия на самом деле терялась?
- Ты что, она откуда хочешь дорогу домой знала. Мы ей даже
ноги никогда не спутывали. Тит на покосе воз нагрузит, скажет ей:
"Домой", и она сама везет. А я дома разгружаю.
Неожиданно из леса появляется странное создание. Широкий, как
у быка, лоб, короткие, толстые ноги, мощная грудная клетка - таких
лошадей я еще не видел. Если заменить хвост и приделать рога, любой
скажет, что это бык. Создание идет по следу как ищейка. Поднимает
голову, осматривается и двигается прямо на меня. Инстинктивно напрягаю
мышцы. Лира оглядывается.
- Бычок, ты зачем сюда пришел?
Расслабляюсь. Существо, заслышав знакомый голос, переходит на
легкую рысь и утыкается носом в Лирину ладошку. Не такой уж он и
маленький, этот Бычок. В холке сантиметров на пятнадцать выше Лючии.
Но очень непропорционально сложен. Как бульдог по сравнению с овчаркой.
Странно все-таки, почему меня никто не боится?
- Бычок, иди домой, - терпеливо внушает Лира.
Бычок готов на все что угодно, только не это. Лира вскакивает
на него и неторопливой рысцой дважды объезжает вокруг меня.
Неохотно слезает.
- Домой, Бычок, домой. - поворачивает коня в нужном направлении
и шлепает ладошкой.
- Полетели скорей, а то он никогда не уйдет.
- Это и есть тот знаменитый жеребчик рыцарских кровей?
- Не надо смеяться. Он некрасивый, зато умный и сильный как
мамонт.
Чуть не забываю, что надо махать крыльями. Точнее, забываю,
но вовремя спохватываюсь. Теряем где-то метров пятнадцать высоты.
- Откуда ты знаешь о мамонтах?
- Папа возил в Литмунд смотреть.
- На чучело? - во мне еще теплится какая-то надежда.
- Почему - чучело? Они живые. Только едят очень много.
Крестьянам не прокормить.
Ну и что? Ничего удивительного. Подумаешь, мамонт. Тут каждая
собака видела живых мамонтов. Подойдет, посмотрит - мамонт. Ножку на
него поднимет и дальше идет. Пещерные люди на них каждый день охотились,
вот! Вымерли, правда. Как мамонты. В том мире, который помню, мамонты
вымерли. От сырости. Тундростепь превратилась в тундру. Вроде бы,
Гольфстрим виноват. Не туда потек. Значит, здесь, в этом мире, течет
куда полагается. Куда, интересно?

- Вот тебе практическое задание: ты должна мне рассказать,
что думают церкачи насчет тебя. И оценить, хорошо это для нас, или
плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75