Он раз и навсегда запретил своим подданным (значит, и супруге), а заодно и германским дворам, обсуждать вопрос о происхождении Марии. Нарушать приказ монарха не осмелился никто ни в России, ни в Европе. Николаевское самодержавие с его грозной репутацией зачастую оказывалось весьма полезным институтом.
Тем временем продолжавший путешествие по Европе наследник престола умудрился завязать очередной роман, еще более бесперспективный, чем предыдущие. На этот раз дело происходило в Англии. В 1839 году королеве Великобритании Виктории исполнилось двадцать лет, и она, повинуясь долгу монарха, была озабочена выбором мужа, принца-консорта. Напомним, что Россия не была для Виктории только далекой экзотической страной, как для большинства ее подданных. Ее крестным отцом являлся император Александр I, именно в честь него, победителя Наполеона, новорожденная получила имя Александры, о котором позже никто не вспоминал под впечатлением ухудшения англо-российских отношений. Иногда политические причины не давали монархам возможности сохранить даже данное при крещении имя.
Итоги первого же бала, устроенного английским двором в честь высокого русского гостя, оказались не совсем обычными. Первый адъютант Александра Николаевича полковник С. А. Юрьевич записал в дневнике: «На следующий день после бала наследник говорил лишь о королеве... и я уверен, что и она находила удовольствие в его обществе». Тон адъютантской записи, как видим, легкомысленный, даже несколько игривый, мол, знай наших! Юрьевич пока не видит опасности в легком царственном флирте. Однако через два-три дня тон записей в дневнике полковника меняется почти на панический. «Цесаревич, – пишет Юрьевич, – признался мне, что влюблен в королеву, и убежден, что и она вполне разделяет его чувства...»
Перспектива превращений наследника российского престола в британского принца-консорта совершенно не входила в планы Зимнего дворца. Наследники – товар, если можно так выразиться, слишком штучный, чтобы ими можно было легко разбрасываться. Конечно, нам с вами было бы любопытно пофантазировать о том, как изменилась бы карта Европы и мира в результате подобного союза. Однако оставим описание того, что было бы, если бы историческим маньеристам, у нас еще появится возможность поговорить о вариативности исторического процесса.
Пока же английское правительство, запаниковавшее не меньше Зимнего дворца, удалило Викторию в Виндзорский замок, затруднив тем самым встречи молодых людей. Решение оказалось своевременным, так как Александр Николаевич не ошибался по поводу чувств, которые королева питала к нему. Во всяком случае, в своем дневнике Виктория, еще не выработавшая своего стиля, который так и назовут викторианским, в те дни писала: «Я совсем влюблена в Великого князя, он милый, прекрасный молодой человек...» Сейчас трудно сказать, насколько чувства Виктории и Александра были сильны и долговременны. Во всяком случае, вскоре, как и следовало ожидать, государственные интересы двух стран возобладали над их то ли любовью, то ли увлечением друг другом. Молодые люди осознали неосуществимость своей мечты и сочли за благо принести ее в жертву долгу. Расставание их было печальной неизбежностью, и с этим они оба, скрепя сердце, смирились.
Таким образом, к началу 1840-х годов женщины, в которых влюблялся Александр Николаевич, оказались для него, по тем или иным причинам, недоступны. Вернувшись в Россию, он, правда, попытался вновь встретиться с Калиновской, но Николай I пресек продолжение этого романа со свойственной ему решительностью. Калиновская была выдана замуж за супруга ее покойной сестры, богатейшего польского магната Иринея Огинского. Позже старший сын этой четы будет утверждать, что он является сыном Александра II, но доказательств этому ни он, ни мы привести не можем. Впрочем, не можем мы привести и доказательств, свидетельствующих об обратном. Под влиянием обстоятельств и давлением родителей Александр Николаевич вернулся к «дармштадтскому варианту», и, честно говоря, этот вариант оказался совсем не плох.
Начнем с портрета великой княгини Марии Александровны, оставленного ее фрейлиной Тютчевой. «Прекрасны ее чудесные волосы, – пишет та, – ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкат глаза, смотревшие кротко и проникновенно. Профиль ее не был красив, так как нос не отличался правильностью, а подбородок немного отступал назад. Рот был тонкий, со сжатыми губами, без малейших признаков к воодушевлению и порывам, а едва заметная ироническая улыбка представляла странный контраст с выражением глаз».
Мария Александровна хорошо разбиралась в музыке, прекрасно знала новейшую европейскую литературу. Вообще широта ее интересов и душевные качества приводили в восторг многих из тех, с кем ей довелось встречаться. «Своим умом, – писал известный поэт и драматург А. К. Толстой, – она превосходит не только других женщин, но и большинство мужчин. Это небывалое сочетание ума с чисто женским обаянием и... прелестным характером». Другой поэт, Ф. И. Тютчев, посвятил великой княгине пусть и не самые лучшие, но возвышенные и искренние строки:
Кто б ни был ты, но встретясь с ней,
Душою чистой иль греховной,
Ты вдруг почувствуешь живей,
Что есть мир лучший, мир духовный...
В России Мария Александровна скоро стала известна широкой благотворительностью – мариинские больницы, гимназии и приюты были весьма распространены и заслужили высокую оценку современников. Всего она патронировала 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 38 гимназий, 156 низших училищ и 5 частных благотворительных обществ – все они требовали от великой княгини неусыпного внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139