Борис Ваха сразу после прилета полка в Левашове навестил в Ленинграде своих мать и сестру, перенесших страшные дни блокады.
Из первой поездки в Ленинград Ваха вернулся и радостным, и удрученным. Он радовался, что его мать и сестра живы, дом, в котором он родился, провел детство и вырос, цел. Потрясен Борис был видом своих близких. И мать и сестра стали удивительно похожи друг на друга — обе очень худые и желтые, только кости да кожа, трудно было поверить, что в них еще теплится жизнь; Были они и одинаково одеты — ватники, на головах темные платки. Их комната, в памяти Бориса всегда такая светлая, теплая и уютная, была теперь почти пустой, холодной и очень черной. Мать объяснила, что это от копоти печки и разнообразных светильников. Сначала жгли керосиновую лампу, потом свечи, коптилку, лучину. Вся мебель и даже обеденный стол пошли на дрова, сгорели в буржуйке.
Но, несмотря на пережитое, все трое были счастливы, что живы, что встретились вновь.
И вот Борис Ваха снова поехал навестить свою мать и сестру. Его снаряжала вся 2-я эскадрилья. Вещевой мешок Вахи был наполнен продуктами, какие только нашлись у товарищей: сгущенное молоко, несколько плиток шоколада, тушенка, консервированная американская колбаса, несколько буханок хлеба. На попутной машине он добрался до города, дальше пошел пешком. Спешил, не чувствуя тяжести вещевого мешка с бесценными продуктами, способными поставить на ноги изможденных длительным голодом его мать и сестру…
Начался обстрел города дальнобойными немецкими орудиями. Но, не обращая внимания на разрывы снарядов, Ваха ускорял шаг, и когда он был почти у порога своего дома, от разрыва снаряда большого калибра дом на его глазах разломился и рухнул, превратившись в огромную кучу щебня с торчащими из нее обломками кирпичных стен. Его родной дом, где он родился, рос, во дворе которого играл со своими сверстниками, где жили его мать и сестра…
Он не верил тому, что произошло. Ошеломленный, бросился он к дымящимся обломкам, туда, где, по его мнению, должна была быть их квартира, поспешно, с невероятной силой принялся разбрасывать кирпичи, переворачивать глыбы, разгребать руками щебень. Изодрав в кровь руки поняв, что бессилен что-либо сделать, чтобы спасти родных, он опустился на битый кирпич и в первый раз, с тех пор как стал взрослым, заплакал…
Однополчане были потрясены рассказом своего товарища. Долго мы все находились под впечатлением от, случившегося несчастья. На бомбах, подготовленных к подвеске и лежащих под самолетами, мотористы писали: «За смерть матери лейтенанта Вахи!», «Смерть убийцам сестры Бориса Вахи!», «За гибель ленинградцев!»
О варварских обстрелах врагом Ленинграда мы все, конечно, знали сначала из газет и сводок Совинформбюро, потом, прилетев под Ленинград, стали их очевидцами. Не раз мы слышали страшный вой выпущенного мортирой снаряда и его раскатистый, мощный разрыв где-то в центре города. Мы знали, что в воронке от разрыва такого снаряда поместилось бы двухэтажное здание. Знали огромные цифры жертв ленинградцев от обстрелов — эти цифры не укладывались в сознании. Горько и тяжело было все это… Но еще горше и тяжелее стало на душе, когда пришел наш товарищ, еще несколько часов назад радостный и веселый, а теперь с неизбывным и тяжелым горем в глазах. Ненависть к врагу жгла наши души, она требовала действий, возмездия сейчас же, сию минуту…
Облака прижимались к земле, закрывали небо, закрывали пути и дороги, по которым могли мы проникнуть в стан врага. Казалось, что погода держит нас на земле только чтобы еще больше переполнить наши сердца гневом и ненавистью.
В начале января командир дивизии гвардии полковник Божко позвонил мне из Левашове:
— Богданов, надо срочно слетать в район Луги и сбросить ленинградским партизанам четырнадцать тонн оружия и боеприпасов. Все данные о местонахождении площадки партизан и опознавательных сигналах получите в штабе.
— Товарищ гвардии полковник! Плохая погода, все кругом закрыто туманом, лететь сегодня невозможно.
— Я и не приказываю лететь сегодня. Если нет погоды, полетите завтра. На ваш полк и ваших летчиков я рассчитываю. И надеюсь, задание будет выполнено.
— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник. Задание выполним!
После этих моих слов Божко повесил трубку. Он не любил много говорить.
Из имеющихся в полку экипажей мы выбрали десять — опытных, способных летать ночью в самых сложных погодных условиях. Утром следующего дня в полк приехал М. Н. Никитин, начальник Ленинградского областного штаба партизанского движения, и привез с собой на нескольких машинах оружие, боеприпасы, взрывчатку, упакованные в 120 мягких мешков. Их можно было сбрасывать с малой высоты без парашютов. Это упрощало выполнение задания.
Поздоровавшись, Никитин сразу перешел к делу:
— Товарищи летчики, задание нужно выполнить как можно скорее, от этого зависят успешные действия партизан. Им предстоит очень важная и ответственная задача: не только сорвать подвоз к фронту резервов противника, но и не дать фашистам уйти самим и увезти боевую технику с ленинградской земли. Партизаны сейчас крайне нуждаются в боеприпасах и взрывчатке, только вы можете доставить им все необходимое. На вас, гвардия, вся наша надежда.
Прогноз погоды на ночь не обещал ничего хорошего, начальник метеослужбы полка гвардии старший техник-лейтенант Серафима Свистова, проконсультировавшись со специалистами метеослужбы соединения, сказала, что надежды на улучшение погоды нет. Возможно, во второй половине ночи туман рассеется, но облачность не поднимется выше двухсот метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106