Папенька на тамошнего хозяина работал. Его Сэмуси зовут, Горбун. Что папенька в море зарабатывал, всё этому кровососу отдавал, за зелье.
Сирота нахмурился:
- «Ракуэн»? Знаю. Совсем скверное заведение. Там бакуто (это такие очень плохие люди) играют в кости, там продают китайский опиум. Стыдно, конечно, - извиняющимся тоном добавил он, - но Япония не виновата. Йокогама - открытый порт, здесь свои порядки. Однако дипломату появляться в «Ракуэне» никак нельзя. Может произойти Инцидент.
Последнее слово было произнесено с особенным нажимом, письмоводитель даже поднял палец. Эрасту Петровичу попадать в Инцидент, да еще в первый же день дипломатической службы, не хотелось, но разве можно оставить беззащитную девушку в беде? Опять же на опиумокурильню посмотреть интересно.
- Устав консульской службы предписывает помогать соотечественникам, оказавшимся в крайности, - строго сказал Фандорин.
С уставом письмоводитель спорить не посмел. Вздохнул и смирился.
* * *
В притон отправились пешком. Эраст Петрович принципиально отказался ехать на рикше из консульства к Благолеповой, не поддался и теперь.
Всё в туземном квартале молодому человеку было в диковину: и хлипкие, на живую доску сколоченные лачуги, и бумажные фонарики на столбах, и незнакомые запахи. Японцы показались чиновнику чрезвычайно некрасивыми. Низкорослые, щуплые, с грубыми лицами, ходят как-то суетливо, вжав голову в плечи. Особенно огорчили женщины. Вместо чудесных ярких кимоно, какие Фандорин видел на картинках, японки носили какие-то блеклые бесформенные тряпки. Мелко-мелко переступали чудовищно косолапыми ногами, а еще у них были совершенно черные зубы! Это жуткое открытие Эраст Петрович сделал, когда увидел на углу двух болтающих кумушек. Они посекундно кланялись друг другу и широко улыбались, похожие на двух маленьких чернозубых ведьм.
И все же титулярному советнику нравилось здесь гораздо больше, чем на чинном Банде. Вот она, истинная Япония! Пусть неказиста, но и здесь есть свои достоинства, стал делать первые выводы Эраст Петрович. Невзирая на бедность, всюду чистота. Это раз. Простолюдины чрезвычайно вежливы и в них не чувствуется приниженности. Это два. Третьего аргумента в пользу Японии Фандорин пока придумать не смог и отложил дальнейшие умозаключения на будущее.
- За Ивовым мостом начинается стыдный квартал, - показал Сирота на изогнутый деревянный мост. - Чайные дома, пивные для моряков. И «Ракуэн» тоже там. Вон, видите? Напротив шеста с головой.
Ступив на мост, Эраст Петрович посмотрел в указанном направлении и замер. На высоком шесте торчала женская голова со сложно уложенной прической. Молодой человек хотел поскорей отвернуться, но чуть задержал взгляд, а потом уже не смог оторваться. Мертвое лицо было пугающе, волшебно прекрасно.
- Это женщина по имени О-Кику, - объяснил письмоводитель. - Она была самой лучшей куртизанкой в заведении «Хризантема» - вот этом, с красными фонариками у входа. О-Кику влюбилась в одного из клиентов, актера Кабуки. Но он охладел к ней, и тогда она отравила его крысиным ядом. Сама тоже отравилась, но ее вырвало, и яд не подействовал. Преступнице промыли желудок и потом отрубили голову. Перед казнью она сочинила красивое хокку, трехстишье. Сейчас переведу...
Сирота закрыл глаза, сосредоточился и нараспев продекламировал:
Ночью ураган,
На рассвете тишина.
То был сон цветка.
И объяснил:
- «Цветок» - это она сама, потому что «кику» значит «хризантема». «Ураган» - это ее страсть, «тишина» - это предстоящая казнь, а «сон» - человеческая жизнь... Судья повелел держать голову перед входом в чайный дом в течение одной недели - в назидание другим куртизанкам и в наказание хозяйке. Мало кому из клиентов понравится такая вывеска.
Фандорин был впечатлен и рассказанной историей, и японским правосудием, а более всего удивительным стихотворением. Софья Диогеновна же осталась безучастной. Она перекрестилась на отрубленную голову без чрезмерного испуга - должно быть, за годы жизни в Японии привыкла к особенностям туземного правосудия. Гораздо больше барышню занимало скверное заведение «Ракуэн» - Благолепова смотрела на крепкую дубовую дверь расширенными от страха глазами.
- Вам нечего бояться, сударыня, - успокоил ее Эраст Петрович и хотел войти, но Сирота подскочил первым.
- Нет-нет, - заявил он с самым решительным видом. - Это моя обязанность.
Постучал и шагнул в темный проход, который Фандорин мысленно окрестил «предбанником». Дверь немедленно захлопнулась, очевидно, приведенная в действие невидимой пружиной.
- Это у них порядок такой. По одному впускают, - объяснила Благолепова.
Дверь снова открылась, вроде как сама по себе, и Фандорин пропустил даму вперед.
Софья Диогеновна пролепетала:
- Мерси вам, - и исчезла в предбаннике.
Наконец, настал черед титулярного советника.
Секунд пять он стоял в полнейшей темноте, потом впереди открылась еще одна дверь, и оттуда пахнуло потом, табаком и еще каким-то странным сладковатым ароматом. «Опиум», догадался Эраст Петрович, принюхиваясь.
Невысокий, кряжистый молодец (рожа хищная, на лбу повязка с какими-то каракулями) стал хлопать чиновника по бокам, щупать под мышками. Второй, точно такого же вида, бесцеремонно обыскивал Софью Диогеновну.
Фандорин вспыхнул, готовый немедленно положить конец этой неслыханной дерзости, но Благолепова быстро сказала:
- Это ничего, я привыкшая. Иначе у них нельзя, больно много лихих людей ходит. - И прибавила что-то по-японски, судя по тону успокаивающее.
Сироту уже пропустили - он стоял чуть в стороне и всем своим видом изображал неодобрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23