- заорал Сережка. Но было поздно. С легким криком Юля шлепнулась на пол и тут же заорала.
- Что, что? - засуетились мы, кидаясь к ней. Девушка полулежала на линолеуме, как-то странно вывернув правую ногу. Лодыжка начала моментально распухать и угрожающе синеть.
- Похоже на перелом, - растерянно констатировал Сережка, - и мать, как назло, на дежурстве.
Катя работает хирургом, оперирует щитовидную железу и, на мой взгляд, мало могла помочь в создавшейся ситуации. Но в Сережке в минуту опасности проснулся маленький мальчик, твердо уверенный: стоит лишь маме вернуться домой, как неприятности разом кончатся.
- Все из-за меня, - зарыдал в голос Кирюшка. - Юлечка, прости!
- Ерунда, - прошептала Юля, еле сдерживая слезы, - чему быть, того не миновать.
- Ой-ой-ой! - вопил Кирюшка, задирая вверх руки.
Не хватало только хора, вторящего плакальщику.
- Хватит, - велела я, - надо вызывать “Скорую”.
Машина пришла через два часа. Хмурая, нелюбезная тетка одним глазом глянула на поленообразную ногу и весьма грубо приказала:
- Несите в машину.
- Мы? - глупо спросил Сеня.
- Нет, я поволоку, - вызверилась докторица. - Сами дрались, сами и тащите.
- Мы не дрались, - возразил Сережка, - она с табуретки упала.
- Мне один черт, - рявкнула врач, - давайте, шевелитесь, вы не одни на белом свете.
Сеня, Сережа и Кирюша аккуратно подняли стонущую Юлю. Я пошла следом, неся плед. Внизу стоял белый “рафик”, внутри которого царил могильный холод. На улице студеный январь, седьмое число…
- Печку включите, - робко попросил Сережка, но водитель даже не вздрогнул.
Юля, которую мы с трудом уложили на носилки, вновь застонала.
- Ей бы обезболивающее, - тихо заметил Сеня.
- Ничего, так доедет, - равнодушно бросила докторица и спросила:
- Паспорт с полисом взяли?
- Нет, а надо? - удивился Сережка.
- Ясное дело, - опять обозлилась врачиха, - давай быстро, одна нога здесь, другая там. Ну народ, никакого понятия, не люди - уроды.
- В какую больницу повезете? - прервала я ее ругань.
- В 152-ю! - рявкнул шофер.
- Лучше в Склифосовского, - вздохнул Сеня.
- Можно в Склиф? - спросила я.
- Нет, - гавкнула доктор, - мы не частная служба, едем, где место есть.
- Лампушечка, - страстно зашептал Кирюша, - тут недавно передача по телику шла, якобы все работники “Скорой” взяточники, дай им сто рублей.
Я с уважением посмотрела на мальчишку. Ну кто скажет, что ему только одиннадцать лет, соображает лучше всех нас.
Я быстренько вытащила из бумажника розовенькую купюру и пробормотала:
- Нам в Институт Склифосовского.
Шофер глянул на ассигнацию и сообщил:
- Это не серьезно!
Пришлось добавить еще две такие же бумажки.
Врачиха моментально загремела железным ящиком. На свет явился баралгин, и нас повезли в НИИ скорой помощи.
В приемном покое Юлю переложили на узкую железную каталку и велели нам:
- Ждите.
В огромный коридор выходило множество дверей, но врачей - никого. По полу нестерпимо дуло, Юля безостановочно тряслась. Не помогли ни плед, ни дубленка Сережки, ни моя куртка. Наконец одна из дверей приоткрылась, и из нее выглянул пожилой мужик.
- Завозите.
Мы бестолково принялись толкать каталку.
- Стой, - скомандовал доктор. Все замерли.
- Как везете? - возмутился хирург.
- Что-нибудь не так? - робко спросил Сережка.
- Кто же вперед ногами в кабинет вталкивает, головой положено.
"Интересно, какая разница?” - думала я, пока мужчины с трудом разворачивали каталку.
Юля стонала и шептала:
- Ой, тише, не трясите, больно. Наконец мы оказались в кабинете, где всего лишь записали Юлькины паспортные данные.
- На рентген, - отчеканил доктор, - туда, направо.
Мы поволокли каталку в указанную сторону. Толстая, одышливая баба пощелкала аппаратом и велела:
- Везите раздевать.
Снова пришлось тащить каталку по коридору, она подпрыгивала на неровном полу, Юля вскрикивала. Побледневший Сережка держал жену за руку, Кирюшка безостановочно шмыгал носом.
В маленькой и довольно грязной комнате санитар, молодой парень лет тридцати, потянул джинсы, намереваясь снять их с Юли. Тут она заорала в голос.
- Чего кричишь? - равнодушно фыркнул санитар. - Терпеть надо.
Но я уже поняла ситуацию. Очередная бумажка оказалась у парня в кармане, и он расцвел, словно куст жасмина в жарком июне.
- Щас, щас, тихонечко, - пробормотал он, ловко и нежно снимая с Юли одежду, - щас подушечку под голову, одеяльцем прикрою и в гипсовую.
Отодвинув нас от каталки, санитар быстро доволок “транспорт” до следующего кабинета и шепнул мне:
- Слышь, тетка, Володя я, сейчас доктор закончит, на этаж свезу, не волнуйся, все сделаю, место найду, в коридоре не ляжет.
Тут из гипсовой выглянул доктор и хмуро уронил:
- Ввозите.
Но я уже совала ему мзду. Хирург расплылся и забормотал:
- Зачем, не надо.
- Обезболивающее уколи, - рявкнула я.
- Ясный перец, - хмыкнул доктор, - сейчас все будет.
- Лампочка, - забормотала Юля, - пописать хочется.
Я пошла искать нянечку и обнаружила ее в комнате с надписью “Санитарная”.
- Чего надо? - буркнула тетка.
- Судно.
- Погодь.
Прождав минут десять, я вновь сунулась в “Санитарную”.
- Ну? Торопишься, что ли? - вызверилась нянька. - Некуда уже, приехали. Но я уже совала ей в руку бумажку. Суровое лицо расцвело улыбкой, и бабулька пропела:
- Ой, молодежь, торопыги, ну пошли. В одиннадцать вечера заплаканную и продолжавшую дрожать Юлю вкатили в палату на седьмом этаже. Санитар Володя не подвел, пошушукавшись о чем-то с медсестрой, он втолкнул каталку в 717-ю комнату и тихо объяснил:
- Отличное помещение, на четверых. Лежат только молодые, не тяжелые, никаких старух придурочных с шейкой бедра. Ей тут хорошо будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15