Хотя нет - тогда вязали бы получше, не первым попавшимися ремнем, второпях выдернутым из капитановых брюк. Посмотрим( Я тихонько пошел по коридору. Миновал три спальни - две хозяйские, судя по обжитости, и гостевую. Было так пусто и тихо, как будто все в панике бежали из дома. Тоже странно( Следующая комната больше напоминала музыкальный класс - очевидно, здесь репетировала Инга Бьярмуле. Слева, напротив, была бильярдная. Хороший дом! А вот и лестница. Вниз. Значит, я все-таки на втором этаже. Ступени были деревянные. Я стал спускаться, молясь про себя, чтобы среди них не оказалось антиворовской - той, что с неистребимым скрипом. На первом этаже я обшарил все, от обширной гостиной до кухни, где на всякий случай прихватил нож - из тех самоделок с наборными ручками, изготовлению которых вот уже добрую сотню лет предаются в свободное от вахты время моряки. Но ни единой живой души мне так и не встретилось. Куда же все подевались? Кто-то ведь сделал меня здесь, в конце концов? И тут я набрел на еще одну лестницу. Снова вниз. В подвал, значит. Поглядим.
Там были две кладовки, морозильная камера, отличная сауна на четыре персоны. И еще одна дверь, из-за которой смутно доносились голоса. Вот оно! Я подкрался поближе и, кое-как пристроившись, заглянул в щелку. Видна была лишь небольшая часть здоровенного зала; до меня не сразу дошло, что это кегельбан. Людей видно не было. Зато голоса стали слышны отчетливо. Постепенно я разобрался, что их четыре - три женских и один мужской. Впрочем, говорила в основном одна. Предельно осторожно - хватит уже с меня лихачества! - я миллиметр за миллиметром расширил зазор между дверью и косяком. И когда щель стала шириной пальца в полтора, увидел говорящих.
Кегельбан был в одну дорожку. Поэтому в ширину большая часть зала оставалась свободной. В дальнем ее конце поблескивали хромом и лаком спортивные тренажеры. А ближе ко входу стоял круглый стол на гнутых ножках, окруженный полудюжиной кресел. В одном из них сидела Рита Лани. Рядом брюнетка лет сорока пяти. Эффектная женщина. А поодаль - через два кресла от брюнетки и через одно от Риты - доктор Виктор Меряч, совсем не похожий на ту фотографию, что дал мне Фальстаф Пугоев, и точь-в-точь такой, как на портрете в квартире Риты. Меряч был связан, причем на первый взгляд куда капитальнее, чем я давеча. Но в остальном вроде бы цел и невредим. Наконец, в шаге от стола возвышалась надо всеми еще одна особа. Возвышалась в прямом смысле слова - было в ней не меньше ста девяноста. Типичное лицо северянки, прямые волосы, не светлые, не темные, а так, серединка-наполовинку, и мощный голос. Колоритная фигура. А на столе лежал прямо перед ней самый серьезный аргумент в их разговоре - десантный "борз" с откидным прикладом. Дотянуться до него этой валькирии - или йомалатинте? - было делом доли секунды. Так что пока соваться явно не стоило. Лучше было дождаться момента поудобнее. Я привалился к косяку, принял устойчивую позу, чтобы не выдать своего присутствия случайным движением или звуком, и стал слушать.
- (но почему, доктор? - говорила йомалатинта. В голосе ее было больше гнева, чем вопроса.
- Во-первых, потому что я биарм. Я здесь родился, здесь и умру. А во-вторых, потому что это про вас всех сказано в Писании: "Ибо они не ведают, что творят", - бесцветным голосом отозвался Меряч.
- Зато мы прекрасно знаем, что творите вы! И такие как вы! -это опять йомалатинта. - Вам мало? Вы еще не сыты? Не надоело? А что вы жрете? Вы наших детей жрете! Нерожденных. Ясно?
Меряч молчал, и она распалялась все больше.
- Почему ни у кого из нас нет детей? У трех четвертей женщин ( пойми это своей академической башкой, доктор! Почему мы должны рожать детей во Пскове? Оставлять их там? Растить гражданами Новгородской республики? Потому что здесь их отберут. По какому праву, я спрашиваю?
- Таков закон, - все также бесцветно ответил Меряч. Я не знал, от природы у него такой голос или обесцвечен усталостью и отчаянием.
- Плевать нам на ваш закон! Не может закон нормальных здоровых баб лишать детей! - при этих словах лицо Меряча странно дернулось, но он промолчал. - В общем так. Вот твой последний шанс. Мы и так с тобой неделю возимся. Больше нельзя. Соглашайся - и завтра будешь в любом городе любой страны Конфедерации. Через неделю получишь новые документы. Хочешь становись гражданином Татарстана, хочешь - хоть к папуасам отправляйся, не одной Конфедерацией мир кончается. Ну, а нет - она положила руку на приклад "борза", - разговор другой. Здесь нас никто не услышит, ясно? А потом - на цементный завод. Устраивает? И будешь лежать в старом карьере в бетонном бушлате. Выбирай.
- Я никуда не уеду, - ответил Меряч. - Я уже сказал. Я биарм.
- Ну, как знаешь, - начала было йомалатинта, но брюнетка остановила ее:
- Погоди, Инара. Позволь мне.
- Только покороче, Инга.
Так вот она какая, знаменитая Инга Бьярмуле!
- Послушайте, Виктор, давайте поговорим спокойно. У нас действительно мало времени, но мы постараемся. Сейчас наверху, в ванной, лежит связанный частный сыщик. Мы еще не знаем, что ему известно и что известно кому-нибудь кроме него. И поэтому мы должны торопиться. Поверьте, мы тянули сколько могли. Честное слово, Виктор, мы этого не хотели(
В совершенно естественной плавности ее речи чувствовалась, однако, какая-то глубинная фальшь. Так, наверное, говорила бы Агата Кристи, попытайся она сама выступить в роли мисс Марпл.
- Мы собирались вернуть вас так, чтобы никто ни о чем не заподозрил, - продолжала тем временем Бьярмуле. - И вы сами в первую очередь. Вы должны были в понедельник возвратиться в свой институт, ни малейшего представления не имея о том, что произошло здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28