Слишком общие, слишком привычные. Почему нет свободы, почему евреев туго выпускаете, ну и т. д., в том же духе... На них и ответить прожженному журналисту не так уж трудно. Александр Борисович Чаковский, например, не так давно в такой же беседе с парижскими журналистами на первый вопрос не так уж ловко, не так уж тонко, даже не умно, но все-таки как-то ответил. Растягивая свой ответ как можно дольше, не переставая сиять неплохими вставными зубами, он сравнивал буржуазную свободу со свободой подыматься на верхушку Эйфелевой башни, когда не работают лифты... Ответил и победоносно улыбнулся - съели? Беседа, правда, кончилась печально. Подводя итоги, один из журналистов, кажется, редактор журнала "Point", развел руками и грустно, а не торжествующе, как А. Б., улыбнулся и сказал: "Диалог, увы, не получился. Вступать с вами в спор, как видно, не имеет никакого смысла. Что ж, остается только торговать..."
Итальянские мои журналисты, в общем-то, тоже оказались не на высоте. Виктор Григорье-вич под конец даже немного воспрял духом. Городил чепуху любимая народном газета, самая деликатная из всех (да-да, так и сказал!), никого никогда не обижает, передовицы пишутся лучшими журналистами страны но, в общем, как-то все-таки выкрутился и под конец, как положено, поблагодарил итальянскую прессу и телевидение за внимание и, облегченно вздохнув, уставился куда-то в одну точку, поверх голов своих гостей.
Выкрутился! А можно было бы и пригвоздить. Меня не пригласили, я б уж справился. (На следующий день в миланской "Il Giornale" я попытался дело это как-то исправить.) Вопросы надо задавать не общие, а конкретные, ответу не поддающиеся. Новой конституцией и вмешате-льством во внутренние дела суверенного государства не отделаешься. Почему врете? Почему зверский террористический акт палестинцев, стоивший 37 жизней и 57 раненых, преподносите как бой между патриотами и регулярной израильской армией, в результате которого сгорел автобус? Почему ни слова о том, как Корвалан оказался на свободе? Почему Буковский - поджигатель войны? ("Вчера президент Картер принял в Белом доме поджигателя войны, уголовного преступника Буковского" - "Правда".) Кто и по чьему приказу убил двух пассажи-ров южнокорейского самолета, "нарушившего советское воздушное пространство"? Почему вы так деликатно все эти довольно существенные вопросы обходите? Почему обманываете своего читателя? За это он, думаете, вас и любит, что не тревожите его "дешевыми сенсациями" и радуете передовицами, написанными лучшими журналистами страны? Как на всё это отвечать, крутясь на своем стульчике?
Эх, зря не пригласили меня итальянцы. Наклеил бы я бородку, надел бы темные очки, и заерзал бы у меня мой тезка, как карась на сковородке...
Ну, вот и отвел душу...
Вернемся же в Лозанну.
Итак, дядя Коля делал карту Монблана. Взбирался на него (может, и не до самой вершины), спускался вниз, ездил в Париж к своему топографу, опять взбирался, и опять спускался, и всё сокрушался, что я не сопутствую ему в этих прогулках (хватит с меня Эльбруса - умный гору обойдет!). Но, кроме того, был он великим специалистом по туннелям, ледникам и плотинам, за что Франция наградила его "Почетным Легионом" - по-моему, за туннель под Монбланом. Как-то я даже попросил его надеть этот орден и вместе снялись с ним на балконе.
В мае прошлого года дядя Коля умер. В возрасте 96 лет. В последний раз я его видел в больнице, незадолго до смерти. ("И чего это они меня сюда заперли. Вечно доктора что-нибудь придумают".) Такой же живой, но несколько менее подвижный, сидел в пижамке за столиком, перебирал какие-то книги. Кажется, уже больше перебирал, чем читал. На прощание сказал, что у него много еще есть о чем со мной поговорить. Увы, не вышло...
Ушел дядя Коля и вместе с ним всё прошлое моей семьи. Только письма остались, к которым боюсь пока прикасаться...
9
Как видим, дядя Коля капитализм осуждал. Хоть и в прошлом, но всё же эсер, что поделаешь. Мама же моя, человек того же поколения, - эту общественную формацию, в которой прожила если не большую, то, во всяком случае, значительную часть своей жизни, не осуждала. Впрочем, как и противоположную - если советскую власть можно считать социалис-тической. За исключением разве что отдельных ее представителей, как то: маршала Жукова и Хрущева, которые отважились поднять руку на ее сына (первый запретил фильм "Солдаты", второй позволил себе выступить с критикой такой интересной и правдивой, по мнению матери, книги).
Ну, а сын? Что он может по поводу всего этого сказать? В частности, о капитализме?
Не будучи ни философом, ни экономистом, ни социологом, ни даже политиком (хотя с детства мы только политикой и живем), он, не углубляясь в теорию, в которой не очень-то силен, попытаться разобраться только в одном - можно ли жить при капитализме не только под мостом и не только в очереди за пособием?
Учесть надо еще и то, что рассказ будет вестись от имени человека, тридцать лет пробыв-шего в рядах коммунистической партии и ставшего ренегатом, - а посему отнестись к прочитанному рекомендуется с определенной настороженностью.
Лет до десяти автор этих строк был монархистом, белогвардейцем (по возрасту мог только болеть за них) и убеждений крайне религиозных. (К слову сказать, единственный во всей семье, к монархии и Белой гвардии относившейся весьма скептически и отнюдь не религиозной.) В виде протеста по отношению к существующей системе бегал по городу с карандашиком в кармане, приписывая "Ъ" на всех театральных афишах, а дома рисовал карикатуры на Ленина и Троцкого, заколачивающих в гроб Россию... И вдруг в тринадцать лет перелом - вернулся как-то домой с отмороженными ушами хоронил на Крещатике Ленина - а на следующий день, к великому изумлению родителей, повесил на стенку в столовой громадный портрет вождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37