– Мы с ним всегда были вдвоем, – сказал наконец Жюстин, поглядывая на сжатый кулак. – В детстве мы жили как дикари, лазили по болотам, делали что хотели. И большую часть времени были предоставлены самим себе. Отец не обращал на нас внимания – лишь бы только мы не болтались под ногами. – Он с горечью усмехнулся. – Весь Новый Орлеан подозревал его в убийстве нашей матери. Долгие годы я тоже этому верил.– Ты… ты… – заикаясь, начала было Селия.– Моя мать была бессердечной сучкой. Она позорила отца, без конца путаясь с мужчинами. Мы с Филиппом были для нее досадной помехой. После ее смерти отец не мог нас видеть, потому что мы напоминали ему о ней. – Он взглянул Селии в глаза. – Мы с Филиппом вызывали у окружающих нездоровое любопытство, а иногда и жалость. Другие мальчишки дразнили нас, тогда приходилось отстаивать свою честь. Я был всегда готов подраться, а Филипп чаще выступал в роли миротворца. – Он тихо рассмеялся. – Случалось, я задирал Филиппа, однако он всегда бросался на мою защиту и даже делил со мной наказания за мои проделки. Я тоже защищал его как мог. Он был мечтателем, этаким сентиментальным дурачком. Ума не приложу, от кого он унаследовал эту проклятую наивность. Он был… удивительный. И у меня, кроме него, не было никого. Любил ли я его? Еще бы! Конечно, любил… – Он с трудом сглотнул и еще крепче сжал кулак.– Жюстин, – прошептала Селия, – что у тебя в руке?Она разжала его кулак и увидела наконечник стрелы. Острый металл порезал кожу на ладони Жюстина, и из ранки сочилась кровь.– Ох, Жюстин! – пробормотала Селия и не раздумывая прижалась губами к капельке крови.Кончик языка прикоснулся к крошечной ранке, и у Жюстина перехватило дыхание.Селия испугалась, поняв, что делает что-то не так. Смущенная собственным поступком, она стояла на коленях, не решаясь посмотреть ему в лицо. Жюстин не двигался, но она чувствовала, как участилось его дыхание. Что с ней происходит? Ей хотелось взять эту сильную теплую руку, приложить к шее, потом опустить ниже, на грудь. Почувствовать его губы на своих. Призрак Филиппа, разделявший их, исчез.Резко подняв голову, Селия взглянула ему в глаза. В их темно-синей глубине она увидела такое же смятение, какое испытывала сама. Сердце ее гулко колотилось в груди, щеки пылали. Жюстин медленно взял ее руки в свои, и они застыли в молчании, наслаждаясь близостью.Селия опомнилась первой. Вскочив, она бросилась из комнаты, смущенно пробормотав, что ей необходимо посмотреть, как там дети.– Селия…Она убежала. Жюстин некоторое время смотрел ей вслед, потом опустил голову и выругался вполголоса. Инстинкт подсказывал ему: пора уходить. Он попался в шелковую сеть, и если не выберется из нее сейчас же, то навсегда застрянет в мягких путах. Но уйти он не может – у него пока нет ни сил, ни возможности избежать цепких лап Доминика Легара. Единственной, хотя и ненадежной защитой был этот маскарад. И одному Богу известно, какая угроза серьезнее: со стороны Доминика Легара или от Селии. * * * Весь следующий день Жюстин не находил себе места и после полудня отправился искать Селию во флигель. На плантации стояла тишина, все занимались своими делами, и на него никто не обращал внимания. Жюстин нетерпеливо постучал в дверь. Служанка не сразу открыла ему.– Где мадам Волеран? – недовольно спросил он.Девушка смущенно окинула его взглядом и помчалась докладывать Селии.Появилась Селия в простеньком синем платье и длинном белом переднике. Волосы ее были перехвачены лентой. Она удивленно подняла светлые брови:– Что случилось? С тобой все в порядке?– Да, со мной все в порядке. – Как ни странно, Жюстину всегда становилось легче и спокойнее в ее присутствии. – Почему ты в этом фартуке?Селия, чуть помедлив, ответила:– Я рисую.Он с удивлением взглянул на нее:– Я и не знал, что ты умеешь рисовать. Позволь мне войти. Можно я посмотрю твои рисунки?– Нельзя, – решительно заявила Селия. – Я никому не показываю их. Я рисую для себя.– Я не буду критиковать.– Твое мнение мне неинтересно, так что критикуй на здоровье.– В таком случае позволь войти.– Нет, я не хочу, чтобы ты нарушал мое уединение только потому, что тебе нечем заняться.– Значит, ты не позволишь мне войти?Она попробовала остановить его холодным взглядом, но не удержалась от смеха. При виде смеющейся красавицы в груди у Жюстина что-то болезненно сжалось.– Ладно уж, входи, – согласилась Селия и, повернувшись, устремилась по коридору в мастерскую. Жюстин шел за ней по пятам, глухо постукивая тростью по ковру, устилавшему коридор.Селия нервничала и злилась на себя за это. «Дурочка, – говорила она себе, – он только посмеется над тобой». Скрыв волнение, она подошла к мольберту и, сложив руки на груди, взглянула на почти законченную акварель. Жюстин остановился у нее за спиной.На акварели был изображен ручей: зловещие тени, гирлянды исландского мха, свисавшие с вековых деревьев; ветви их напоминали протянутые вверх руки. Темно-зеленые, серые, синие тона. Каждый мазок кисти выдавал страх художника перед этим местом.– Ручей не всегда так мрачен, – сказал Жюстин.– На мой взгляд, всегда.– Иногда там бывает очень красиво.Жюстин отошел от мольберта и стал разглядывать рисунки, разбросанные по комнате. Он улыбнулся, узнав усталого кучера и лакея, ожидавших господ перед домом. На одном рисунке был изображен Максимилиан верхом на лошади – у отца гордо вздернут подбородок, он уверенно сидит в седле. Оглянувшись через плечо на Селию, Жюстин улыбнулся, и она немного успокоилась. Ему понравились ее работы, изящные, написанные легкими мазками. Может быть, ему просто нравится, даже слишком нравится, художник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90