– Уверен, леди там понравится, – заметил Бисби, как всегда сдержанно улыбнувшись. Зная характер девушки, дворецкий не был уверен в том, что и первый медовый месяц состоится.
– Кстати, как себя вела моя невеста, – спросил Джонатан, проходя в кабинет и наполняя бокал.
– Со здоровьем у нее все в порядке. Что же до настроения, то его хорошим не назовешь.
Серые глаза Джонатана внимательно посмотрели на слугу.
– Что она натворила?
– Ходила в полицию, – ответил дворецкий. – Я напомнил ей об обещании не предпринимать никаких действий, которые могли бы привлечь к ней нежелательное внимание, но она чуть не набросилась на меня с кулаками. К счастью, Фаулера не оказалось на месте. Я проводил мисс Ван Бурен домой, хотя она заявила, что не желает больше видеть моей противной физиономии.
Джонатан рассмеялся и сел в кресло перед пылающим камином. Жгучее желание немедленно обнять Реджину прогнало улыбку с его лица. Он задрожал от предвкушения наслаждения, которое она могла дать ему. В Филадельфии Джонатан не обращал на женщин никакого внимания, что совершенно на него не похоже. И теперь его тело протестовало против этого добровольного воздержания.
Но сейчас ему была нужна не просто женщина, он хотел только Реджину Ван Бурен. И это желание все возрастало.
– Бери свою противную физиономию и отправляйся в дом напротив. Передай приглашение на ужин, – велел он Бисби. – Пора надеть обручальное кольцо на палец нашей очаровательной маленькой суфражистки.
– Она не примет приглашение, – сказал Бисби. – Сегодня последняя среда месяца.
– И что из этого следует?
– Каждую последнюю среду месяца собирается литературный кружок Мерриам-Фоллс. Мисс Ван Бурен любит классику.
Джонатану не нравилось, когда нарушались его планы. Бисби занялся своими делами, а Джонатан сидел в кабинете и размышлял. Похоже, он уже начал думать о Реджине как о своей жене, своей собственности. Такое отношение возмутило бы ее, но изменить его было выше его сил. Это не имело ничего общего с женщинами и их борьбой за политическое равноправие. Это было просто его желание сделать эту очаровательную леди своей. Она веселая и красивая, и с ней ему спокойно. Это было совсем новое для него чувство. Большую часть своей жизни он наслаждался свободой, которую давали ему его холостяцкое житье и богатство.
Джонатан пил не торопясь, рисуя себе картины семейной жизни. Он был рад, что сейчас находится у себя дома, а не где-нибудь на вечеринке, на встрече с инвесторами, которых надо заставить раскошелиться. Ему нравилось путешествовать. Во время своих поездок он лучше узнавал человеческую натуру. Это помогало ему в деловых переговорах и давало преимущества в отношениях с женщинами.
Большую часть своей взрослой жизни Джонатан провел за границей, изучая культуру других стран и приобретая там опыт в наслаждениях. Он смотрел в потрескивающий огонь камина и думал о том, каким экзотическим вещам сможет научить свою жену. Но прежде всего ему нужно уговорить ее выйти за него замуж.
Джонатан уже не спрашивал себя, каким образом его первоначальное намерение жениться на ней, чтобы «остепениться», превратилось в навязчивую идею. Он желал Реджину так, как никогда еще не желал ни одну женщину. Джонатан отставил свой бокал и поднялся наверх переодеваться к ужину.
Реджина в это время уже закончила раскладывать на блюде песочное печенье, которое подадут к чаю, когда в гостиной соберутся члены литературного кружка. Это будет первое собрание кружка после смерти Хейзл. Реджина с нетерпением ожидала встречи со своими единомышленницами – суфражистками. Никто, кроме восьми женщин, членов кружка, и миссис Чалмерс, не знал, что на собраниях женщины Мерриам-Фоллс, в общем-то изолированные от внешнего мира, знакомились с происходящим в других частях страны.
Реджина переписывалась со сторонницами женского движения в Нью-Йорке и в других городах, даже таких отдаленных, как Сент-Луис и Чарлстон. Это давало им возможность быть уверенными в том, что женское движение все еще существует, хотя большинство жителей городка обрадовало бы известие о том, что оно приказало долго жить.
Дневники и письма суфражисток из других городов поддерживали веру участниц кружка в то, что женское движение имеет будущее. Если женщины объединятся, их невозможно будет игнорировать.
– Мне не хотелось приходить, – заявила Элайза Эмерсон, расстегивая пальто. Она жила на Ганновер-стрит, недалеко от пансиона Реджины. Отец Элайзы, президент местного банка, считал суфражизм совершенно бесполезной чепухой. – Всякий раз, как я вспоминаю о Хейзл…
– Она верила в наше дело, – твердо сказала Реджина. – Мы все друзья и нужны сейчас друг другу больше чем когда бы то ни было.
– Ты права, – согласилась Элайза, обнимая подругу. – Прости меня.
– Тебе не за что просить прощения, – ответила Реджина. – Пока все не собрались, помоги мне на кухне. Миссис Чалмерс совершенно забыла о нашем собрании, так увлеклась приготовлением персикового торта и яблочного пирога к ужину. Я испекла целый противень печенья и жду, пока оно остынет.
Элайза отправилась за ней на просторную кухню, где было тепло и вкусно пахло ванилью.
– Сегодня после обеда я ходила по магазинам и видела на вокзале мистера Паркера, – сказала Элайза.
От этой новости сердце у Реджины сильно забилось, но она ничем не выдала своего волнения.
– Я знаю, что он уезжал по делам.
– А я знаю, что он просил тебя выйти за него замуж, – заметила Элайза, повторяя сплетню, ходившую по городу. – Он очень красивый мужчина.
– Старомодный и самоуверенный, – сухо возразила Реджина, снимая печенье с противня и раскладывая его на овальном блюде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81