– Пожалуйста, простите мне мое нетерпение.
– Такова ваша природа, что поделаешь. – Взгляд де Шальяка остановился на Гильоме. – Его, похоже, что-то заинтересовало.
Они пересекли большой зал и остановились рядом с Гильомом, который с благоговением водил ладошками по полированной поверхности стола.
– Дедушка, дерево такое гладкое… я могу видеть свое лицо!
Он провел пальцами по резным краям стола, легкими благоговейными движениями ощупывая их форму и текстуру.
Де Шальяк наклонился к нему – с некоторым трудом, поскольку был очень высок, – и сказал:
– Я приготовил для тебя кое-какое особое угощение, но сначала ты должен немного отдохнуть. Маленьким мальчикам требуется сон, иначе они не будут расти.
Гильом перевел взгляд с него на дедушку.
– Правда?
– Правда, – ответил де Шальяк и протянул ему руку. – А теперь, молодой человек, если ты не возражаешь, пойдем со мной. Мы найдем укромное местечко…
Мальчик позволил увести себя в отведенную для него комнату. Через открытую дверь Алехандро смотрел, как де Шальяк укладывает Гильома на шезлонг.
– Похоже, он доверяет вам, – сказал Алехандро, когда де Шальяк вернулся.
– Мальчик берет пример с вас во всем. – Он кивнул на стол, которым только что восхищался Гильом. – Вы всегда были неравнодушны к прекрасным творениям… А теперь присаживайтесь, коллега. Нам предстоит долгий разговор.
Алехандро повиновался. Де Шальяк взял со стола пачку пергаментных листов, предварительно сняв положенные на обоих концах камни, чтобы предотвратить неизбежное скручивание в условиях известной своей влажностью авиньонской погоды, и вручил рукопись Алехандро.
Не совсем понимая, к чему все это, тот положил ее на колени и прочел начальные строчки на первой странице:
«Во имя Господа, сим открывается собрание медицинских сведений в области хирургии, составленное и завершенное в году 1363 от Рождества Господа нашего Ги де Шальяком, хирургом и доктором медицины, прошедшим полный курс обучения в Монпелье…»
– Коллега, что это за сокровище? – изумленно спросил Алехандро.
– Учебник хирургии, – со спокойной гордостью ответил де Шальяк. – Я наконец-то начал его.
Алехандро принялся листать страницы, теперь с выражением радости и удивления, однако де Шальяк остановил его, положив руку на рукопись.
– Объясняя его святейшеству, зачем мне срочно нужно отбыть в Париж, я привел именно это в качестве причины. В свое время мы с вами непременно обсудим мой труд, однако сейчас у нас есть более неотложные проблемы.
* * *
Кэт разложила в ряд расчески из слоновой кости на комоде с зеркалом, в том особом порядке, какой предпочитала ее сестра Изабелла. Некоторое время она разглядывала их, спрашивая себя, прикасалась ли когда-нибудь сама Изабелла хоть к одной из них; волосы ей всегда укладывала одна из бесчисленных придворных дам, беспрестанно квохчущих рядом с королевскими апартаментами и озабоченных лишь тем, чтобы тут же бросаться выполнять любое желание принцессы.
«Ее мир состоит из шелка и кружев да еще из примочек для лица, – подумала Кэт. – Она не знает ничего о своих подданных, живущих за этими стенами».
Кончиком пальца она подвинула одну расческу таким образом, чтобы та оказалась не в ряду с остальными. Каприз, не более, но результатом его станет взрыв возмущенных криков со стороны ее сводной сестры. Жаль, что она не услышит их; к тому времени солдаты уже снова уведут ее. Бедной няне – дорогой, верной, глубокоуважаемой няне – предстоит выслушивать все эти вопли, вопреки наказу королевы, чтобы Изабелла обращалась со старой служанкой помягче. Принцесса – единственная достигшая брачного возраста дочь короля Эдуарда Плантагенета – предпочитала игнорировать этот наказ. Несмотря на все усилия няни, Изабелла нравом пошла в отца, не в мать, выросла требовательной, эгоцентричной, вздорной женщиной, прекрасно владевшей искусством добиваться всего, чего пожелает. Ее высокомерие так же бросалось в глаза, как румяна на щеках и краски на веках у шлюх, и она не предпринимала ни малейших попыток придать своему поведению хотя бы видимость утонченности и благообразия.
Однако вопреки сходству характеров внешне Изабелла лишь слегка походила на отца – в отличие от Кэт. Последняя же, с тех самых пор, как слуги сводного брата силой увезли ее из Парижа, не делала секрета из того, что ненавидит Эдуарда – и Изабеллу.
Она всегда узнавала стук короля и всякий раз спрашивала себя, с какой стати он стучит, если никогда не дожидается ответного «войдите». Он просто стучал и тут же входил, ежедневно предпринимая попытки добиться примирения, а она, хоть убей, не понимала, с чего это он вдруг пожелал признать их родство после стольких лет отказа от него.
– Вам нет нужды стучать, – с вызовом сказала она. – Поберегите костяшки пальцев.
Он большими шагами пересек комнату.
– Такой гнев, такое презрение не подобают принцессе, – сказал король, сделав ударение на последнем слове. Он обвел салон взглядом, остановил его на груде мятых нарядов в углу, подошел к ней и взял лежащий сверху бархатный плащ цвета слоновой кости. – Как и этот беспорядок. Почему мои подарки валяются на полу?
– Потому что окно забито и я не могу вышвырнуть их во двор.
– Неужели эти роскошные вещи не нравятся тебе, дочь? – мрачно спросил король.
– Вы мне не отец, – без колебаний ответила она.
В его глазах вспыхнул гнев. Кэт невольно отпрянула, но он внезапно шагнул вперед и схватил ее за руку. Подтащил родившуюся от его семени непокорную молодую женщину к зеркалу и заставил остановиться перед ним. Она закрыла глаза, но он с такой силой сжал ее руку, что она вскрикнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156