Никакого ответа.
Он снова закричал, галстук приглушал его голос. Но ответом были только рев и треск пламени. На каждом шагу нога его спотыкалась и его качало. Так он дошел до последних дверей. Снова зеленый салон, окаймленный пламенем снаружи.
Он звал ее, но пламя ревело громче, он не мог бы расслышать ее даже, если бы она ответила.
Горящая золоченая пальметта с грохотом упала на пол на середине комнаты. С.Т. заставил себя идти вперед. Он полуковылял, полуполз, слезы текли по его лицу от дыма и отчаяния. Каждая комната была кошмаром, освещенным горящими драпировками и занавесями, сверкавшими сквозь слепящий дым.
Он не знал, сколько еще продержится, сколько выдержит его нога. Голос уже не звучал, а хрипел, но он продолжал звать ее, ободранным горлом, пока у него совсем не осталось голоса, а дыхания хватало только на то, чтобы идти сквозь дым и зарево от двери к двери.
Больше всего он боялся, что потеряет сознание.
Дым и слезы слепили его, превращали и свет и тени в какую-то единую мутную тьму. Открыв последнюю дверь, он не смог закрыть ее: он повис на ручке, колени его подогнулись и он упал ничком.
— Сеньор! Ты здесь?
Он услышал ее голос, близкий и ясный. Его глаза отказывались открываться в этом дымном аду. Она снова позвала и закашлялась. Когда в голове у него немного прояснилось, он понял, что огонь остался за ним и, что он вдыхает обычный воздух и оживает от льющегося мимо его лица потока прохлады.
Он заставил себя открыть глаза и увидел впереди холодную темноту, он ввалился туда и захлопнул за собой дверь, отрезая путь огню.
— Ли, — он едва мог издавать звук. В сумраке перед ним поднимались вверх колонны.
— Я здесь наверху, — она выдавливала из себя слова. Он неуклюже поднялся, нога задрожала от боли.
— Где? — прохрипел он, срывая с лица галстук.
— Наверху, — слово прокатилось эхом и завершилось приступом кашля, — на галерее. Ты в домашней часовне.
Думать он не мог. И дышать-то было трудно, просто втягивать воздух в обожженное горло и легкие.
— Как? — прошептал он, — как мне, — он еле поднял голову, — пройти наверх?
— Лестница… в комнате… в часовне, — ее хрипловатый голос призрачно плыл над его головой, — налево. Дверь налево. Соседняя… комната.
Он облизал губы и посмотрел налево. Он увидел дверь, о которой она говорила, по свечению вдоль пола. Дым пробивался из-под филенок, поднимаясь по дереву вверх.
Он ощупью доковылял до нее и схватился за латунную ручку. Резкая боль заставила его отдернуть руку, он отшатнулся и дверь распахнулась.
Клубы дыма и пламени отбросили его назад. В комнате ревела стихия. Он упал навзничь и ударился спиной, но кое-как оттолкнувшись, поторопился встать в страхе, что вал огня высосет из часовни воздух и жизнь. Тело саднило, там где одежда касалась кожи, было ощущение ожога. Он поднялся на колени, почти не обращая внимания на пламя, которое подсвечивало деревянные панели странным переливчатым светом, скручивало и очищало чешуйками лак, тут же обугливавшийся и рассыпавшийся в пыль. Пинком ноги он захлопнул дверь в этот хаос. Его качнуло, он наткнулся на колонну и обнял ее, прижался к ее мрамору, охлаждая обожженное лицо.
— Сеньор! — она тревожно воскликнула, — Ты здесь?
— Я не могу… пройти тем путем, — задыхался он, — Солнышко…
— Кафедра, — слова плавно опускались к нему с мрачной вышины. — Можешь взобраться на кафедру?
Воспаленными глазами он поискал и обнаружил темную массивную груду дерева под галереей. Резные ступени вели к кафедре, поднятой почти на человеческий рост. Тяжелый резной навес удваивал ее высоту. Верхушка его почти касалась пола галереи.
Он положил руку на перила резной лестницы и втащил себя по ступенькам, пользуясь необожженной рукой, чтобы снять тяжесть с раненой ноги.
Из черной глубины кафедры он ухватился за край навеса и подтянулся вверх. Коленом он упирался в деревянную резьбу сбоку кафедры. Вложив все силы в толчок он попытался взобраться наверх, гримасничая от боли.
Внезапный приступ кашля потряс его, легкие протестовали против такого усилия в сгущающемся дыму. Захват его ослаб, он попытался ухватиться еще обожженной рукой, но упал обратно, хватая пустоту судорожно сведенными пальцами.
— Сюда, — сказала она. — Можешь дотянуться до моих рук? Только освободи мне руки.
Он, прищурясь, посмотрел вверх, увидел в темноте какое-то движение и услышал отчаянные глухие удары: она пыталась подкатиться к краю. Бледное пятно ее рук просунулось сквозь перила.
Он выпустил все из рук, упал на пол кафедры и прислонил голову затылком к подиуму. От него потребовалось гигантское усилие, чтобы выпрямиться и вытащить из ножен стилет.
В темноте он едва-едва видел, поэтому ему пришлось нащупывать веревку, и Ли вскрикнула, когда он просунул лезвие под узел.
— Прости, — пробормотал он, осторожно разрезая шнур.
Он распался. Ли отодвинулась раньше, чем он смог его распутать.
— Дай мне нож, — свистящим шепотом произнесла она, протягивая руку сквозь перила. — Мои ноги!
Он перехватил стилет и вложил его рукоятку в ее руку.
— Будь осторожна.
— Да уж… Я не хочу, чтобы у меня лодыжки были порезаны, — пробормотала она со смешком. — Сейчас, вот так… Готово. Давай сюда! — она снова протянула руку сквозь перила.
— Туда вверх? — прохрипел он.
— Ты собираешься выйти тем же путем, каким вошел? Другого пути внизу нет.
Он посмотрел на закрытую дверь часовни. Пламя пробивалось вдоль косяка, приглушенное только дымом.
— Я помогу тебе, Сеньор, — она встала и перегнулась через перила. — Хватай мои руки.
— Ты собираешься втащить меня наверх?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131