Я пропустил мимо ушей его язвительные намеки. Единственное, что отчетливо отпечаталось в моем сознании, было имя «Агриппина». Я сразу забыл о своих страдающих от жажды зверях и высохших бассейнах для бегемотов. Агриппина, вертелось у меня в мозгу, вот кто сумеет уберечь Поппею Сабину от гнусных посягательств Нерона. Кто, как не мать, сможет уговорить своего сына и не позволить ему опозорить самую прелестную и целомудренную женщину Рима! Я во что бы то ни стало должен оградить Поппею, ведь ясно, что ей не под силу самой постоять за себя.Почти ничего не соображая от волнения, я поспешил к старому дому Антонии на Палатине. Там из-за переезда царила такая суматоха, что никто даже не охранял входа. Агриппина бесновалась от гнева. Октавия находилась у нее. Бедная, молчаливая девочка, единственной радостью которой были почести, воздаваемые ей как жене императора.Здесь же растерянно бродила по залам ее сводная сестра, красавица Антония, дочь Клавдия от первого брака, и ее второй муж, толстый, меланхоличный Фаусто Сулла. Когда я внезапно появился перед ними, они сразу умолкли и воззрились на меня. Наконец Агриппина опомнилась и воскликнула дрожащим от ярости голосом:— Ах, какая нежданная радость после стольких лет забвения! А я-то уж думала, что ты не помнишь, что я для тебя сделала, и так же неблагодарен, как и мой сын. Как же приятно, что ты, знатный римский всадник, единственный среди своих собратьев оказал мне такую честь — пришел попрощаться с бедной изгнанницей!В отчаянии я воскликнул:— Возможно, я и виноват в том, что забыл о нашей дружбе, но об этом мы поговорим в другой раз. Вырви Поппею Сабину из похотливых объятий Нерона и возьми ее под свою защиту! Твой сын опозорит в глазах всего Рима не только невинную Поппею, но и себя самого!Агриппина удивленно посмотрела на меня, по качала головой и ответила:— Я сделала все, что было в моих силах. Я плакала и проклинала собственного сына, желая вытащить его из цепких объятий этой распутной гнусной бабы. Ответом на мои мольбы оказался приказ немедленно покинуть столицу. Поппея, как пиявка, впилась в Нерона, и мне с ней не справиться.Я попытался было убедить ее, что Поппея желала одного: покоя, но Агриппина лишь презрительно рассмеялась. О женщинах она всегда думала плохо.— Эта бесстыдница своими грязными чарами вовсе лишила императора разума, — заявила она. — Да, Нерон, конечно, подвержен страстям, но до сих пор я делала все возможное, чтобы он держал их в узде. Об истинном нраве цезаря можно судить по этой его склонности к низменным публичным развлечениям. Я начала писать воспоминания, которые закончу в изгнании, и я не собираюсь ничего утаивать. Я всем пожертвовала ради сына и даже пошла на преступление, за что, надеюсь, он меня простит. Да, теперь я не стану молчать, пусть вся империя знает, кто управляет ею!У Агриппины неприятно блестели глаза, и я невольно заслонил руками лицо. Потом взор ее остановился на Октавии. Агриппина помрачнела и проговорила тоном пророчицы:— Я вижу тень смерти на твоем бледном лице. Но все еще может перемениться, если Нерон излечится от своего безумия. Даже император не посмеет пренебречь мнением сената и народа. Эта белокурая нахалка просчиталась. На Нерона полагаться нельзя, ибо он лицедей и лицемер.Глядя на Антонию, я не мог избавиться от смутного беспокойства. Эта прекрасная белокожая девушка мне кого-то напоминала — кого-то из моего далекого прошлого, когда я был едва ли не мальчиком. И вдруг я точно прозрел. Я вспомнил ее сводную сестру Клавдию, много лет назад беззастенчиво посмеявшуюся над моей любовью. Обескураженный немыслимым обвинением, которое Агриппина обрушила на голову Поппеи, я вдруг перебил ее:— Ты пробудила во мне воспоминания. Помнишь ли ты еще Клавдию? Что с ней? Исправилась ли она?Думаю, Агриппина предпочла бы промолчать, если бы не гнев, лишивший ее самообладания.— Справься о ней в Мессине, в портовом публичном доме! — с издевкой отвечала она. — Я же тебе сказала, что отправлю Клавдию в закрытое заведение. Публичный дом — самое подходящее место для такого ублюдка, как она!Агриппина вперила в меня неподвижный взгляд, словно Медуза Горгона, расхохоталась и добавила:— Ну и легковерный же ты глупец, таких еще поискать надо! Выслушал, раскрыв рот, мои выдумки о ее мнимом распутстве и заглотил наживку. Для меня же было довольно и того, что она вопреки приказу спуталась с римским всадником. Знала бы я, как ты неблагодарен, пальцем бы не пошевелила, пропадай ты пропадом!Антония весело рассмеялась и спросила:— Так ты действительно упрятала ее в дом терпимости, мачеха? А я-то голову ломала, куда она запропастилась. Что ж, отлично, теперь никто не будет напоминать мне, что она моя сестра.Крылья носа Антонии раздулись, она часто задышала и рукой провела себе по шее, словно что-то стирая с нее. Она была очень хороша в эту минуту.Я не мог вымолвить ни слова. Потрясенный до глубины души, я молча смотрел на этих чудовищ в человеческом обличье. И тут словно вспышка молнии осветила мой мозг, я поверил во все дурное, что говорили об Агриппине.Мне стало также ясно, что и Поппея нагло использовала мою дружбу, добиваясь своих целей. У меня будто пелена спала с глаз, и я в один миг как бы повзрослел — повзрослел и ожесточился. Вероятно, к этому превращению я неосознанно шел уже давно. И вот клетка растворилась — и я освободился от юношеских заблуждений.Непростительнейшей ошибкой было заговорить тогда с Агриппиной о Клавдии. Я совершил настоящее преступление по отношению к девушке, и теперь его следовало искупить. Я должен был вернуться в свое прошлое и начать жизнь заново, с того момента, когда Аргиппина влила яд в мою душу и растоптала мою любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135