Это лысеющему Михаю опытный цирюльник был нужнее воздуха, но, как бы то ни было, угодливый, раздушенный красавчик битую ору крутился в адмиральских апартаментах. Сам герцог отсутствовал – беседовал с королем, и раздраженный навязчивой любезностью либр не выдержал и принял удар на себя, подставив Кайтеку золотистые локоны. Прогнать цирюльника Роман счел неудобным, хотя не сомневался, что, будь Рене у себя, он не замедлил бы сделать именно это.
Отдав себя в лапы куафера, Рене решил извлечь из своих страданий пользу и несколькими ловкими вопросами ввел разговор в нужное русло. К концу процедуры бард знал, что принц Стефан за время болезни сильно изменился, став капризным, подозрительным и злым, что кардиналом Иннокентием довольны не все и даже поговаривают, что клирик втайне читает еретические книги и что епископ Тиберий был бы лучшим пастырем. С явным неодобрением Кайтек отзывался и о капитане «Серебряной гвардии» графе Гардани, из чего Роман сделал вывод, что тот наступил на мозоль тарскийскому герцогу.
Познаний в магии, которыми располагал Роман, хватало, чтобы понять – господарь Тарски грешит запретной волшбой, причем такого рода, с которой либру не доводилось сталкиваться. Это было что-то запредельно сильное, недоброе и очень, очень древнее. Неудивительно, что эльф пришел к выводу, что все, кого недолюбливают Михай и его подручные, находятся в одной лодке с ним и Рене, которому пора бы уж было и появиться – до Великого Приема оставалось не более оры с четвертью. Кайтек закончил свое дело и усиленно делал вид, что что-то еще подправляет, видимо, ему было велено дождаться Арроя во что бы то ни стало. Именно поэтому Роман с некоторым злорадством выпроводил беднягу, которому было не миновать взбучки за проваленную миссию.
Либр был искренне рад, что Рене объявил о том, что он и знаменитый менестрель – давние друзья и будут жить вместе. Ощущение глухой тревоги, не покидавшее барда и адмирала после Белого Моста, объединяло лучше любой старинной приязни. Роман был рад поселиться с Рьего еще и потому, что не шибко надеялся на Жана-Флорентина. Кроме яда, существуют и кинжалы, и стрела, пущенная в окно, а на сей счет у Романа было несколько сюрпризов, раскрывать которые он пока не хотел даже эландцу. Теперь же либр мог сколь душе угодно принимать меры безопасности, чем он и занимался, пока не явился непрошеный цирюльник. Когда дверь за ним наконец закрылась, Роман принялся за прерванную работу. Последнее слово он произнес за мгновение до того, как вернулся хмурый Рене. Герцог с размаху бросился в широкое кресло. Было видно, что Аррою срочно требовался собеседник, способный понять, что происходит. Герцог рывком пододвинул себе кувшин с вином, наполнил два высоких узких бокала, протянул один Роману и без обиняков начал:
– Я говорил с Марко. Меня беспокоит то, что тут творится. Его тоже, и бедняга не понимает, отчего. Вроде бы все благополучно.
– Как и везде…
– Как и везде. Марко списывал свое настроение на счет несчастий, обрушившихся на его семью, но нас-то подобные беды не коснулись… Проклятье! Не нравится мне этот покой. – Герцог долил себе вина и залпом выпил его, уставившись в одну точку. Роман хотел было сказать, что им предстоит пить целый вечер, но вовремя вспомнил, что про Рьего, среди прочего, говорили, что он никогда не пьянеет. Герцог же задумчиво повертел в руках бокал гвергандского стекла, поставил его на поручень кресла и вернулся к утренней идее.
– Роман, приглядись-ка получше к хозяевам и гостям… И, знаешь, надоел мне этот клятый этикет, так что предлагаю называть меня Рене и быть со мной откровенным. Согласен?
– Кто ж от такого откажется, – эльф не кривил душой, так как в своих мыслях уже пятый день называл эландского герцога просто Рене. – А что до «приглядывания», так я этим только и занимаюсь. Кто тебя интересует?
– Не хочу пока говорить, чтобы не «замылить» тебе глаза. Никогда не был придирой, но, по-моему, от этого человека разит злом, как от сотни демонов… Романе, не хочу лезть тебе в душу, но я чувствую, что ты кое-что знаешь, не доступное нам, грешным. Посмотри Стефана, лекари давно признали свое поражение, так что препон чинить никто не будет.
– Когда идти?
– Пойдем прямо сейчас. Странная у него болезнь. Я, знаешь ли, в его возрасте не раз купался в ледяной воде и, как видишь, хожу на своих ногах. И не я один такой живучий. Стефан мог сгореть в три дня от лихорадки, мог поправиться, но стать калекой… Не понимаю. Мне это очень не нравится – Стефко был бы великолепным королем, а теперь в наследники выходит мальчишка, которого растили, как «третьего принца», для охот и пиров.
При желании Роман мог бы возразить, что Рене сам когда-то был третьим принцем и вовсе не собирался управлять государством, но вместо этого молча собрал все, что могло пригодиться при осмотре, и взглянул на Рьего:
– Я готов.
Герцог встал, механически отбросив со лба белую прядь, – Роман начал уже понемногу привыкать к этому жесту.
– Иди за мной, но тихо. Нам не нужны свидетели. При Стефане сейчас только его дядька. На старика можно положиться, он приехал сюда еще с сестрой.
Акме Арройя двадцать два года была королевой Таяны, естественно, ее неуемный братец знал Высокий Замок как свои пять пальцев. Герцог уверенно свернул в проход для слуг и повел гостя узкими, сводчатыми переходами. Маленькую железную дверь открыли сразу. Коренастый человек с крючковатым носом и колючими глазками сдержанно, но сердечно поклонился и отступил в сторону, пропуская посетителей. Герцог рывком отодвинул бархатную портьеру, и они оказались в комнате принца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31