— Вон! — зарычал я. — Не мешайте мне, я думаю!— Василий Иваныч, — просунулся в комнату Петька, — родненький… Это я, ординарец ваш… Разрешите, а?— Только быстро! Что там у тебя?— Я быстренько…На цыпочках в комнату влетел Петька. Отстегнутые шпоры он держал в руках, правый карман галифе его заметно оттопыривался.— Товарищ комдив! — горячо зашептал он. — Я на минутку! Пока Анка с политруком отвлеклись… Не понимают они ничего, умники. А я тебя сейчас разом вылечу. Вот поглядите, что у меня есть… Самого лучшего раздобыл! Хлебни, и тут же тебе полегчает!Оглядываясь на дверь, он вытащил из кармана бутылку шампанского и засуетился, раскручивая проволочку:— Сейчас, сейчас… сейча-ас… Минуточку… Как она, зараза, открывается? Вот буржуйские штучки… Сейчас, Василий Иваныч… Первейшее средство от белой горячки — хлобыстнуть чего-нибудь эдакого… Как это… Ой!Пробка из бутылки шарахнула в потолок. Пенная струя рванулась вверх, обдав несчастного Петьку с ног до головы. От испуга тот выронил бутылку.— Вспомнил! — завопил я, подпрыгивая на кровати. — Вспомнил! Патронов-то у офицеров не было ни шиша! Последние два залпа они шампанским сделали, алкоголики проклятые! Мы потом в ресторане нашли кучу бутылок, и пробки, как стреляные гильзы, на месте сражения валялись… Огонькову угодило пробкой в лоб — он и скопытился! А меня этими пробками хоть всего закидай, ничего не будет! Вспомнил!— Мамочки! — жалобно пискнул Петька. — Опять приступ! Опять бредит!— Помолчи!Перед моими глазами одна за другой возникали картины: вот неопохмелившийся Петро Карась грохочет сапогами по деревянному полу, мрачно пинает бесчисленные зеленые бутылки из-под шампанского и бросает ненавидящие взгляды в сторону связанных офицеров, усаженных вдоль стены ресторанного зала. «Сколько добра перевели, гады непонимающие, — ворчит он. — И надо же было додуматься до такого?»А потом? Потом? Я зажмурился, чтобы ничто не отвлекало меня от воспоминаний.…Анна с обнаженной шашкой в руке, ведя под уздцы боевого волка, подходит ко мне. Кивает на секретный пакет и спрашивает: «Что это?» — «А вот мы сейчас у пленных и узнаем», — усмехаюсь я. «Ни за что не будем говорить… Хоть режьте!» — гордо кричит за всех полковник. «Резать — это всегда пожалуйста! — радуется Карась. — Дай их мне, братишка Адольф! Уж у меня они быстро заговорят! Я им все припомню! Угнетатели! Исплататоры! Самодержцы! Рабочий класс никогда вам не забудет два яшика вылитого на землю шампанского!»— Василий Иваныч!— Петька, отвали! — прокричал я, не открывая глаз. — Дай сосредоточиться!— Это не Петька, это я — политрук Огоньков! Василий Иваныч, беда!— Отстаньте на минуту, что вам стоит?! Вы люди или садисты, в конце концов?!— Василий Иваныч!— Огоньков, фингал под вторым глазом захотел? Русским языком было сказано…— Это не Огоньков, это я — Петька!— Слушайте приказ комдива: сгиньте в туман оба! Не нужно мне больше вашего шампанского!— Да при чем здесь шампанское, товарищ комдив?! Синие!!!— Ни синего, ни красного, ни крепленого не надо! Во-он!Так, что там было дальше? Значит, я допрашивал пленных. Я перед ними красноречием блистал. «Служивые! — ораторствовал я. — Даю честное благородное слово красного комиссара: отпущу всякого, кто даст правдивые показания! Как общаться через портрет-телефон с Бароном? Что это за ерундовина в пакете и как ею пользоваться?» А офицеры шушукались, Переглядывались. Полковник, багровея, кричал: «Все равно, кроме меня, как старшего здесь по званию, никто ничего не знает! А я говорить не буду! Пытайте меня! Мучайте! Рубите! Колите! Режьте! Бейте! Батогами, шомполами, розгами, плетками…» Карась потирал руки. Огоньков презрительно усмехался. А я взорвался: «А кожаных трусиков тебе не надо, мазохист проклятый! А ну заткнись, герой! Хотите, чтобы я вас расстрелял всех? И очень просто. Быстро признавайтесь, как пользоваться артефактом!» И крутил в руках многогранный кристальный шарик — этот самый артефакт…— Василий Иванович!— Нет, я сейчас буду зверствовать, вы меня вынудили! Отвали…Бац!Глаза мои открылись сами собой. Анку-пулеметчицу, потиравшую вспухшую от затрещины руку, оттеснил от кровати Петька. Как безумный он прыгнул на меня и схватил за грудки.— Перестань трясти своего командира! — возмутился я. — Самое главное не дали вспомнить — как пользоваться проклятущим артефактом! Долго мне теперь очередного озарения ждать? Перестань трясти, я тебе приказываю! Где ты видишь на мне табличку «перед употреблением взбалтывать»?— Синие, Василий Иванович! — заорал мне в лицо Петька. — Батальон к станции подходит! Что делать-то?— Какие синие? Что значит — синие?Анка, Петька и Огоньков-Фурманов переглянулись.— Ну противник наш… — жалостливо глядя на меня, объяснил Петька. — Синегвардейцы. Синяки!— А-а… противник, — забормотал я, не особенно вдумываясь в то, что услышал. — Что делать, спрашиваете. Без комдива с каким-то жалким батальоном справиться не можете? Спустите на них пару эскадронов, а следом отправьте пару бойцов с вениками и совочками. Пусть сгребут в мусорную кучу что от батальона этого несчастного останется…— Нет никаких эскадронов! — вклинился голос Огонькова. — Вы сами, Василий Иванович, разогнали дивизию по лугам, чтобы не шумели под окном! А Петька-дурак еще коней наших прогнал пастись! Что делать?— Погибли мы! — причитал Петька.— Как это — погибли? — мгновенно отрезвел я. — Совсем, что ли, погибли?— Совсем! — со слезой подтвердил мой ординарец. — Синие нас сейчас на лоскутки порежут штыками!— Кто порежет?— Я тебе еще одну плюху залеплю! — басом рявкнула Анка-пулеметчица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96