– И ведь вы не можете сказать, что я плохо себя вел, правда?
Я положила руку ему на плечо – я чувствовала, что лучше было бы идти дальше, но не в силах была сделать ни шагу.
– Нет, Майлс, этого я не могу сказать.
– Кроме, знаете ли, той одной ночи!…
– Той одной ночи? – Я не могла смотреть на него так же прямо, как он смотрел на меня.
– Ну да, когда я сошел вниз и вышел из дома.
– Ax, да. Но я не помню, зачем ты это сделал.
– Не помните? – Он говорил с милой капризностью ребяческого упрека. – Да для того, чтобы показать вам, что я могу быть и таким.
– Да, разумеется!
– Я и теперь могу.
Я подумала, что мне, быть может, удастся сохранить самообладание.
– Разумеется. Но ты этого не сделаешь.
– Да, то уже не повторится больше. То были сущие пустяки.
– То были пустяки, – сказала я. – Однако нам пора в церковь.
Взяв меня под руку, он двинулся со мной дальше.
– Так когда же я вернусь в школу? Я обдумывала свой ответ с самым авторитетным видом.
– Тебе было хорошо в школе?
Он слегка призадумался.
– Мне везде неплохо.
– Ну, что ж, если тебе и здесь неплохо… – произнесла я дрожащим голосом.
– Да, но это еще не все! Конечно, вы очень много всего знаете…
– Но ты намекаешь, что и сам знаешь, пожалуй, не меньше? – отважилась я заметить, когда он замолчал.
– И половины того не знаю, что хотел бы знать, – честно сознался Майлс.
– Но дело не только в этом.
– В чем же тогда?
– Ну… я хочу видеть жизнь.
– Понимаю, понимаю…
Мы дошли до места, откуда видны были церковь и люди на пути туда, в том числе несколько слуг из усадьбы, которые толпились у входа, ожидая нас. Я прибавила шагу; мне хотелось уже быть в церкви, прежде чем разговор между нами зайдет дальше; я жаждала того часа, когда ему придется молчать, и мечтала о тихом сумраке церковной скамьи и о почти духовной поддержке подушечки, на которой можно будет преклонить колени. Мне казалось, что я прямо-таки бегу от смятения, в которое он вот-вот ввергнет меня; но он меня опередил, когда, перед самым входом на церковный двор, вдруг бросил:
– Мне нужно быть с такими, как я!
Это буквально заставило меня рвануться вперед.
– Таких, как ты, немного, Майлс! – И я засмеялась. – Разве только милая малютка Флора!
– Вы и в самом деле равняете меня с маленькой девочкой?
Тут я ощутила, что позиция моя слаба.
– А разве ты не любишь нашу милую Флору?
– Если бы я ее не любил… и вас тоже. Если бы я не любил!… – повторил он, словно отступая для прыжка, но так явно не договаривая, что, когда мы вошли за ограду, нам понадобилась еще одна остановка, и он заставил меня остановиться, крепко сжав мою руку. Миссис Гроуз и Флора уже пошли в церковь, остальные молящиеся последовали за ними, а мы на минуту остались одни в тесноте старых могил. Мы остановились на дорожке, идущей от ворот к церкви, у низкой, продолговатой, похожей на стол могильной плиты.
– Да, так если бы ты нас не любил?…
Я ждала ответа, а Майлс в это время оглядывал могилы.
– Ну, вы же сами знаете!
Но он не двинулся с места и спустя секунду произнес нечто такое, от чего я так и села на каменную плиту, словно для отдыха.
– А мой дядя думает так же, как и вы?
Я ответила далеко не сразу.
– Откуда ты знаешь, что я думаю?
– Ну, конечно, я этого не знаю, потому что вы мне никогда ничего не говорите. Я хочу сказать, разве он знает?
– Что он знает, Майлс?
– Ну как же, про мои успехи.
Я сразу поняла, что на этот вопрос мне придется ответить, до некоторой степени пожертвовав своим патроном. Однако мне казалось, что все мы, живущие в усадьбе Блай, принесли ему довольно жертв, и потому моя жертва будет простительной.
– Не думаю, чтобы твоего дядю это очень заботило.
Тут Майлс остановился и взглянул на меня.
– А вы не думаете, что его можно будет заставить?…
– Каким образом?
– Ну, пусть он сюда приедет.
– А кто же заставит его приехать?
– Я его заставлю! – сказал мальчик с необычайной живостью и силой. Он опять бросил на меня выразительный взгляд и один пошел к церкви.

XV

Дело было, в сущности, решено с той самой минуты, как я не пошла за Майлсом в церковь. Это была жалкая капитуляция перед охватившей меня тревогой, но то, что я это сознавала, нисколько не помогало мне собраться с силами. Я просто сидела на могильной плите и старалась понять слова нашего юного друга в полном их значении, и, вникнув в них до конца, я придумала и предлог для моего отсутствия – мне было стыдно подать такой пример моим воспитанникам и остальной пастве. Самое главное, говорила я себе, Майлс выведал что-то у меня, и доказательством ему послужит как раз этот внезапный приступ слабости. Он выведал у меня, что есть нечто такое, чего я очень боюсь, и, вероятно, воспользуется этим моим страхом для того, чтобы, преследуя свою цель, добиться большей свободы. Я боялась подступиться к щекотливому вопросу о том, почему его исключили из школы, так как мой вопрос, в сущности, коснулся бы кошмаров, таившихся за всем этим. Строго говоря, я должна была желать, чтобы его дядя приехал и все со мной обсудил, но у меня до такой степени не хватало сил встретить лицом к лицу этот ужас и муку, что я просто оттягивала решение и жила со дня на день. Мальчик был в высшей степени прав, и мне было больно сознавать это. Он мог сказать: «Либо выясните вместе с моим дядей, почему так загадочно прерваны мои занятия в школе, либо не ждите, что я так и буду вести здесь образ жизни, неестественный для мальчика». Что было неестественно именно для нашего мальчика, порученного моим заботам, так это внезапное понимание происходящего и тайный умысел.
Вот это, в сущности, и подкосило меня, это и помешало мне войти в церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43