Зачем с помощью этой пародии вздумалось мне напоминать себе самому, насколько близок я был к настоящей Симоне? Пандора швырнула Жасмин мне в лицо – очень жестокая шутка, а я не из тех, кто забывает обиды.
– Мне не смешно.
– Ты вообще редко смеешься, – ответила она. В ее голосе горечь, я пристально вглядываюсь в ее лицо.
– И это все, что ты скажешь после стольких лет разлуки?
– Ты хочешь поговорить? Я могу сказать, что все еще не простил тебя или что я должен был стереть тебя, когда стирал Маэстро. Выбирай.
Уголки ее губ приподнялись, как у Моны Лизы, в ее миндалевидных глазах заплясала искорками догадка.
– Ты думаешь, что я – Жасмин? – заговорила она. – Ты ошибаешься.
– Ладно, как теперь тебя зовут?
Она сказала, и я расхохотался, решив, что это черный юмор.
– Значит, Пандора перепрограммировала тебя, чтобы ты считала себя Симоной?
Она кивнула.
– В некотором роде.
– И мне должно это понравиться? Нет, не нужно отвечать. У меня кончается терпение.
– Хэл, – сказала она, прежде чем я успел выйти из программы, – я действительно Симона Ки.
Она рассказала мне, как мы впервые встретились с ней, когда нам было по шесть лет.
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что там были мои родители.
Она не дает мне ничего сказать.
– Прошу тебя, побудь со мной чуть-чуть. Сделай вид, что я – Симона. Я провела в ГВР восемнадцать лет. Система сохранила эту дорожку. Может быть, тебе будет интересно.
– Меркуцио стер все официальные записи, – возразил я.
– Верно, многие записи утеряны, но кое-что можно восстановить. Я провела восемнадцать лет в ГВР не только с реальными сверстниками из плоти и крови, я общалась и с множеством виртуальных персонажей: с родителями, сестрой, Нэнни, Маэстро, Чарльзом Дарвином, Альбертом Эйнштейном и многими другими. Эти персонажи помнят меня и наше общение. Меркуцио уничтожил записи, но не стер персонажи, следовательно, многие данные остались в доступе.
– Значит, Пандора отобрала воспоминания о Симоне среди обрывочных кодов и поместила их в шаблон личности Жасмин. Верно?
– Это было лишь началом, – возразила она. – Пандора поручила Маласи изучить каждое воспоминание – каждый вздох, каждое слово, каждый жест, – потом они совместили временные ярлыки с моими жизненными показателями. Это все можно посмотреть. Есть записи, когда у меня учащенно бьется сердце, когда понижается давление и тому подобное. Потом он соотнес реакции моего тела с тем, что, по воспоминаниям виртуальных персонажей, я в это время делала. Таким образом они получили искусственную личность, и эта личность почти идентична личности Симоны.
Она раскинула руки в стороны – жест, означающий: «C'est moi».
– И это я, – сказала она вслух. – Как думаешь, я та Симона, которую ты знал?
Я потерял дар речи.
ПАНДОРА
Когда мы приземляемся, нас встречает только Шампань. На Деуса она смотрит, словно на привидение, она будто готова приступить к изгнанию бесов.
– Извини нас на минуточку, – обращается она к мальчику, отводит меня в сторону, стараясь изо всех сил вернуть лицу обычное выражение.
– Хэл вырастил хиппи? – спрашивает она, поглядывая на длинные оранжевые волосы, выбивающиеся из-под лыжной шапочки Деуса цвета морской волны. – Из мертвеца обыкновенного он превратился в мертвеца плодовитого?
– Остроумно. А где Вашти? – спрашиваю я.
– Работает.
– Прекрасно.
Она не знает ничего нового о Конце Света, только то, что ситуация не улучшилась. И тут же спрашивает, когда я смогу позволить им снова вернуться в ГВР.
– Я даже еще и не думала об этом, – отвечаю я, а она объясняет, что как раз начала создавать пейзаж перед аварией и хочет его закончить.
Ее странное пожелание кажется мне неуместным.
– Ты хоть представляешь, что здесь происходит? – спрашивает она с нарастающим раздражением. – Именно на мне все здесь держится. Ваш Исаак постоянно то в больнице, то в лаборатории. Из-за младшего Хэла я оказалась среди рассерженных, упрямых девчонок, которые игнорируют мои распоряжения, не слушаются, задают вопросы, на которые я не могу ответить. Если я могу уйти от них хоть на минуту, я ухаживаю за детьми Исаака, они ужасно страдают, а я ничем не могу им помочь. Все, что мне нужно, – это небольшой перерыв от этого кошмара, я просто хочу доделать нечто очень красивое. Тебе это понятно?
Пожалуй, теперь понятно, я обещаю сделать все возможное. Я оставляю Деуса на ее попечение и направляюсь в больницу.
Когда же я выхожу оттуда, мое тело сотрясает дрожь. Мне приходится прислониться к стене и крепко зажмурить глаза, чтобы отойти от того, что я только что видела. Возвращаются самые худшие опасения, которые я старалась отгонять от себя. Никто не смог бы взирать спокойно на то, что эта жуткая болезнь делает с людьми. Дети сражаются, как могут, но Мутазз и Рашид выглядят ослабленными, словно увядшие цветы, чьи сухие лепестки шевелит ветерок.
ДЕУС
Зачем все смотрят в глаза друг другу? Одно дело, если ты доверяешь этому человеку, но от жадных глазок Шампань в крови поднимается содержание сахара.
– Я вам нравлюсь? – спрашиваю я.
Она отвечает, должно быть, пытаясь сказать что-то смешное, но, как поется в одной панковой песенке, юмор приходится рассматривать под микроскопом. Этот Игги Поп родился в Мичигане, как и ты, и, будь он сейчас здесь, он бы наверняка сказал, что она забавная. И папа так считает, а он прав в девяноста процентах случаев.
Она отводит тебя в главное здание. Ты разглядываешь стены по дороге – все эти фрески на мифологические и пасторальные сюжеты, связанные с Флорой, римской богиней цветов и весны. Три нимфы и духи природы прислуживают счастливой старушке Флоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91