Что она хочет узнать от него? Он подошел к ней ближе.
– А если я решил служить не только королеве, но… и женщине? – прошептал он серьезно.
Королева покраснела до корней волос.
– Как вы смеете! – сказала она, не замечая, что ее голос дрожит. – Не забывайте, с кем вы говорите.
– Я не забываю этого. Я никогда этого не забываю. Но вы сами спросили меня, мадам. Теперь вы знаете все, и если вы сами сейчас же не пошлете меня на виселицу, то не сможете ничего изменить ни во мне… ни в моих чувствах. Убивайте меня, оскорбляйте, не обращайте на меня внимания, прогоните меня… я все равно люблю вас, вопреки всему.
Красная пелена заслонила взор Каролины-Матильды… Она прекрасно понимала, что должна гневно выгнать бесстыдника из комнаты, но была достаточно честна, чтобы признать, что он сказал те самые слова, в которых она нуждалась и которых ждала. Она вынудила его на это признание и ничуть не сожалела об этом, ибо оно осветило сумрачные джунгли ее собственных чувств и ощущений. Теперь ей было ясно, что она любит его, любит больше, чем власть, больше, чем корону. Перед ней был воистину сильный и решительный мужчина, ничем не похожий на капризного, слабого мужа-короля. С каждой минутой, которую она сейчас переживала молча, королева теряла остатки своего высокомерия, сопротивления чувству, которое дико и неистово, подобно морскому приливу, заполнило ее. Доктор отважился взять обеими руками холодные пальцы королевы. Каролина-Матильда задрожала, но не отняла руки…
* * *
По возвращении из путешествия в жизни Иоганна Фридриха Струензее произошли глубокие изменения. Приступы душевной болезни, которой страдал король, следовали один за другим. Его дух омрачался все больше и больше. Часами он просиживал молча, стуча зубами от страха, и вздрагивал от малейшего шума, сам не зная, какого врага боится. Даже когда его жена и Струензее приближались к нему, несчастный кричал от ужаса.
В виду неспособности ее супруга заниматься государственными делами, всевозрастающих интриг при дворе, Каролина-Матильда все больше и больше приближала к себе Струензее и упрочивала его влияние в государстве. Сперва он стал государственным советником, затем тайным советником, возглавлявшим кабинет министров. Его власть росла вместе с любовью королевы. 15 декабря 1770 года он потребовал отставки канцлера Бернсторфа. То был весьма почтенный старик, обладавший феодальными взглядами, которые сильно отдавали мрачным средневековьем. Тем самым Струензее практически завладел правительственной властью.
С неуверенным Рантцау и своим самым верным другом Брандтом они образовали своего рода триумвират. Эти трое со времен своего знакомства в Алтоне пережили тяжелые времена и поклялись друг другу в вечной дружбе. В том случае, если одному из них удалось сделать карьеру, он должен был тянуть за собой другого. Струензее сдержал слово.
Симпатия королевы, чьим любовником он вскоре стал, придавала ему уверенности. В любой ситуации она принимала его сторону, и они настолько не скрывали своей любви, что при дворе в Копенгагене острословы распустили языки. Местом, откуда исходили все слухи, которые затем превращались в грязные сплетни, были покои королевы-матери.
Юлию-Марию почти невозможно было увидеть. Она жила очень уединенно в своих владениях, но это ничуть не означало, что она бездействовала. Она укрылась в своем замке, как паук в засаде, и со злобным удовлетворением смотрела, как восходит звезда человека, при помощи которого она собиралась в обозримое время покончить с ненавистной Каролиной-Матильдой.
Поскольку отныне практически правил Струензее, он при помощи своего преданного Брандта принялся осуществлять программу реформ, которую уже давно замыслил для Дании. Он превратит датскую монархию в конституционную монархию. Для этого он освободил крестьян от крепостного права и облегчил им жизнь. Реформировал судопроизводство. 14 сентября 1770 года он упразднил цензуру. Два месяца спустя распустил государственный совет. Затем без предупреждения урезал расходы двора и государства, реформировал подчиняющуюся Рантцау армию и вверил своему брату, Карлу-Августу, способному математику, финансовую политику государства. Затем он запретил применение пыток, открыл приюты для подкидышей, высказался за религиозную терпимость и попытался ограничить привилегии высших слоев общества.
Немногие понимали необходимость реформ и его стремление к усовершенствованию. Повсюду, даже среди крестьян, которых подстрекала Юлия-Мария, он встречал вражду и недоверие. Даже его друг Рантцау, который считал себя знатным аристократом, стал возмущаться дерзостью этого выскочки. В глубине души Рантцау был посредственным, завистливым и жестоким человеком. Через некоторое время превосходство Струензее становится для него невыносимым.
Но Каролина-Матильда счастлива, она живет как во сне. Она восхищается человеком, которому открыла путь к вершине, она любит его и старается возвысить еще больше. 18 июля 1771 года он был назначен премьер-министром, 22 июля стал графом и рыцарем Ордена Данеборга. Этот день был ознаменован роскошным празднеством, в котором принял участие даже Христиан, сделавшийся настолько больным, что ему почти не позволяют покидать свои покои.
После праздника Рантцау не возвратился домой, а прямиком направился к королеве-вдове.
– Он слишком настороже, – с ненавистью сказал Рантцау, – к нему не так легко подступиться.
Лицо королевы-матери осветилось улыбкой, которая казалась несколько натянутой.
– Не говорите глупостей, дорогой граф. Разве армия не в ваших руках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107