Но, завладев престолом, она немыслимыми тратами и роскошью всячески подчеркивала свое благородство и знатное происхождение. То, что бывшая проститутка унаследует престол, было выше ее сил, и поэтому она по возможности осложняла жизнь Феодоры. Но та была уверена в любви Юстиниана и не принимала козни Евфимии близко к сердцу. Она знала, чего хотела.
Когда Евфимия была уже на смертном одре, Феодора, наконец, приблизилась к заветной цели: сделаться супругой! В Византии существовал закон, по которому мужчинам из знатных родов запрещалось брать в жены куртизанок, но Юстиниан при помощи Юстина добился упразднения этого закона. Кроме того, он добился, что Феодоре было даровано патрицианство. Юстин не видел никаких оснований для того, чтобы отказать в чем-либо своему любимому племяннику, к тому же, он довольно быстро был очарован Феодорой. Она беседовала с ним и часто смешила его, ибо он успел уже соскучиться на императорском престоле. Она скрашивала его старость, пока он не скончался…
Первого апреля 527 года, в Пасхальное воскресенье, Юстиниан принял из рук митрополита в Софии императорскую корону, которой он в большой пиршественной зале императорского дворца увенчал голову Феодоры.
Его супруга, новая императрица, принимала поклонение народа. С террасы дворца она взирала на толпы людей, которые приветствовали ее ликованием. За площадью она видела крыши города, ее города, над ними золотые купола, а вдали сверкающее море, на котором "танцевали такие жалкие отсюда кораблики. Под давящей тяжестью золотой короны и драгоценностей, под богато вышитой и изукрашенной геммами мантией Феодора чувствовала, как бьется ее сердце… сердце все еще маленькой, испуганной девочки с ипподрома.
На мгновение ее взору представился огромный цирк. Она должна была преодолеть длинный путь от грязного песка к этому месту, мраморной террасе, но усилия ее оправдались. Отныне маленькая Феодора умерла, дабы дать место Феодоре, которой, предстояло стать великой. Феодора, императрица Византии, будет отныне жить лишь для своей империи до того самого дня мятежа, когда она бросит в лицо обессиленному и готовому обратиться в бегство Юстиниану:
– Для меня лучший саван – это пурпур!
КОРОЛЕВА НА ЧАС
ИЛЬДИКО, ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕНА АТИЛЛЫ
Луна поднялась из густой сети облаков и неожиданно озарила своим светом уснувшую землю. В ее ярком свете отливала ртутью широкая лента Дуная и четко очерчивались отвесные берега. Горы были едва различимы на горизонте, лишь время от времени сквозь снежную пелену проступал их зубчатый контур. С пастбища, где паслись стреноженные кони, изредка доносилось ржание.
Главный лагерь гуннов в Паннонии представлял собой причудливое скопление деревянных хижин, юрт и повозок. Костры посреди лагеря были погашены и, казалось, все вокруг уснуло. Но все же среди тех шалашей, что сгрудились вокруг деревянного дворца отсутствующего вождя и как бы стерегли его, можно было заметить маленькую, закутанную в темные покрывала, фигурку, которая, тщательно избегая пасущихся лошадей и еще бодрствующих стражников, пригнувшись, скользнула к частоколу. Ограда окружала большую часть местности, и таким образом был образован полугород-полулагерь, который германцы называли Этцельбург.
Когда пробегали стайки бродячих псов, которые постоянно слонялись по лагерю в поисках пищи, женщина в ужасе замирала, переводила дыхание и с опаской оглядывалась.
Но Этцельбург спал, и единственным признаком жизни был храп, доносившийся то из повозки, то из юрты.
Почти бегом женщина преодолела последний отрезок пути, и ее бешено бьющееся сердце успокоилось лишь тогда, когда она прикоснулась дрожащими руками к шероховатому дереву ограды. В изнеможении она припала к частоколу и в этот момент троекратно раздался приглушенный свист. Девушка собралась с духом и ответила точно таким же свистом. Затем она вынула заранее расшатанный заботливой рукой один из кольев частокола, освободив узкий, но вполне достаточный для ее гибкого тела проход. Снаружи ее поддержала чья-то крепкая рука. Она была свободна.
Обессиленная, бросилась она в объятия своего спасителя. То был молодой воин с мужественным лицом, чье монгольское происхождение сказывалось лишь в разрезе темных глаз. Он безмолвно прижал ее к себе.
– Пойдем скорее, – прошептал он, – у нас мало времени. Войско возвращается утром. С восходом солнца мы будем уже далеко в горах и должны преодолеть перевал, прежде чем вся орда появится там.
– Почему бы нам не отправиться в другую сторону?
– Повсюду, на севере, на востоке и на юге, мы находимся под пристальным взором Атиллы. У нас остается лишь одна возможность – скрыться у франков и бургундов. Только там мы будем в безопасности.
Продолжая говорить, он посадил девушку на одну из лошадей, которых он привел с собой, забросил на спину другой лошади лук и колчан и вскочил на нее. Луна скрылась за тучей, что было очень кстати. Они поскакали бок о бок вдоль по берегу реки под покров далекого ольхового леса, откуда собирались начать свой переход через горы. Долгое время они не перемолвились ни словом, пока Этцельбург не исчез в тумане. Только тогда девушка решилась заговорить:
– Тебе не грустно, Казар? Ты не сожалеешь о том, что приходится оставить своих товарищей, расстаться со своей воинской жизнью только из любви к пленнице, которая к тому же родом не из твоего племени?
Он повернул к ней свое мрачное, решительное лицо. Глаза его страстно сверкнули.
– Зачем ты опять заговорила об этом, Ильдико? Ты же знаешь, что я люблю тебя. И я бы предпочел всю жизнь блуждать с тобой без очага и крыши над головой, нежели завтра уступить тебя этому властителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107