Однако материалы ревизии потребуют дальнейшей и самой серьезной разработки.
- А потом, граф, и законопроектов?
- Ваше царствование, государь, - ответил Лорис, слегка повышая голос, - историки назовут великим, ибо оно ознаменовалось благими предначертаниями и…
- За которые мне и отплачивают покушениями, не так ли?
- Ваше величество, - взволновался Лорис, - ваше величество, ведь это ж не Россия, не русский народ! Это же шайка злодеев! Но поверьте, государь, лжеучения не проникли в глубины, не заразили, а чтобы совладать с шайкой фанатиков, надо иметь сильную, деятельную и толковую полицию. Конечно, ваше величество, полиция у нас весьма далека от совершенства, однако, позвольте заметить, нигилисты притихли, а…
- Да, я замечаю, граф. И я почти удовлетворен. Почти. Ну хорошо. Продолжайте.
- Я осмеливаюсь повторить, ваше величество: противу злодеев нужны самые энергические меры и почивать на лаврах мне не приходится. Что ж до огромного… до огромной массы населения, то ведь еще Екатерина Великая говаривала, что одними пушками нельзя… Сенаторские ревизии, повергнутые на ваше благоусмотрение, дадут очень многое. Однако перед тем, как составить новые законопроекты…
- «Составить»? - усмехнулся Александр. - Вот ты и попался, Михаил Тариэлович: ведь в мыслях своих уже держишь эти самые законопроекты. А?
Лорис ответил проникновенно:
- Я на это надеюсь, ваше величество. Но… но если вы решительно отвергаете, то воля вашего величества, без сомнения, священна, и я должен умолкнуть.
И он умолк.
На берегу пруда отставные матросы драили лодки желтым мелким песочком. Заметив императора, старики поспешно стащили бескозырные шапки. Александр кивнул, покосился на Лориса.
- Да-да, слушаю, граф. - Он взял его под руку.
- Мне думается, ваше величество, - ободрился Лорис-Меликов и постарался предать своей руке совершенную невесомость, - думается, было бы весьма полезно выслушать людей практических, из городов и весей, государь. Тех, что знают жизнь не из петербургских журналов и не по «Московским ведомостям», а практически.
Александр выпятил нижнюю губу, он опять был похож на своих родственников-немцев.
- То есть? - спросил он холодно. - То есть что же это? Вы полагаете созыв как бы представителей?
- Знающих местную жизнь, государь, - повторил Лорис, - действительную жизнь, и с мнением которых нельзя не считаться.
- Это что же? Это… это… генеральные штаты?
- Ни на гран, - с горячностью ответил Лорис, - ни на йоту. И никаких конституций. Это было бы пагубно для России. Ничего иного, ваше величество, как только подобие комиссий, каковые с вашего соизволения сбирались при разрешении крестьянского вопроса. Ведь тогда, государь, приглашали людей практических, не из канцелярий…
- Увы, времена иные, - вздохнул Александр. - Теперь, - он ударил на слове «теперь», - это было бы принято как уступка, как первый шаг к конституции.
Лорис остановился, снял фуражку и перекрестился.
- Господи, спаси Россию от конституции.
Александр, повернув свою крупную голову, пристально посмотрел ему в глаза, сказал без улыбки:
- Послушайте, граф, клянусь честью, я бы тотчас даровал конституцию в европейском духе, когда бы знал, что люди от этого станут счастливее. Но опыт Европы показывает обратное.
- Вы совершенно правы, ваше величество, - торопливо согласился Лорис, вскидывая брови, - но в моем проекте нет того, что эта шайка разумеет «конституцией». Простите, государь, мое волнение, я, должно быть, неловко выразился, если можно было уловить тень… м-м-м… печальной памяти французских генеральных штатов.
Александр молчал.
Лорис виновато потупился:
- Осмелюсь покорнейше просить, ваше величество, не хоронить теперь же… О созыве, ваше величество. Дать созреть…
Вода в пруду переплеснула, осколками радуг дрожали стрекозы. На железных скамейках блистала роса. Мрамор античных статуй снежно сквозил за листвою.
- Ну-с, хорошо, Михаил Тариэлович, - рассеянно проговорил император.
И Лорис понял, что пора бы уже переменить разговор. И переменил:
- Вчера не решился, ваше величество, поздно курьер прибыл. Среди прочего - рапорт барона Майделя.
- Что там у него?
- Происшествие, ваше величество. В Трубецком бастионе при раздаче пищи унтер-офицер заглянул в нумер сорок шестой и увидел, что содержавшийся в нумере повесился: стоит на коленах перед раковиной, на шее полотенце, а другой конец к крану привязан.
- Фамилия?
- Гольденберг, ваше величество.
- Тот самый?
- Тот самый, ваше величество. Оставил пространное объяснение побудительных причин.
- И что же?
- Муки совести. Пишет, прокурор Добржинский кругом его обманул, сумел, дескать, внушить, что правительству надо знать мотивы террора, имена террористов, чтобы сговориться о прекращении взаимных преследований, ну и прочее.
- А-а, помню, помню. Убийца Кропоткина? Гм… Фамилия?
- Гольденберг, ваше величество.
- Да нет, прокурора… Добржинский? Из поляков?
- Не знаю, ваше величество, но умен и ловок.
- А вы его отметьте, граф, непременно отметьте.
- Слушаюсь, ваше величество.
- Ну, а еврейчик-то положительно глуп. Впрочем, что ж? Пожалуй, и не так глуп. Его поляк обвел, а он русака: ушел-таки от Фролова.
При имени палача Лорис натянуто улыбнулся. «Надо признать, - подумал, - шутка не из тонких». Вслух же сказал:
- А кстати, ваше величество, об евреях… Может, и не кстати, да уж коли речь зашла. Как ближайший виновник сенаторских ревизий, я имею обыкновение обращаться к различным осведомленным лицам и нередко получаю пространные мемории. - Он сокрушенно покрутил головой. - Хоть особый архив заводи, ваше величество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110