По другую сторону очага стояло второе такое же кресло, пока пустовавшее. Ки с улыбкой подошла к Коре:
– Ты за мной посылала?
От ее взгляда не укрылось ни серебро в волосах Коры, переливавшееся при свете огня, ни натруженные руки, в кои веки раз бездельно сложенные на коленях… Воистину странно было видеть эти руки не занятыми никакой работой. И Ки всем сердцем потянулась к старой женщине, приникая к ее спокойной, несуетной силе. У Ки никогда не было матери, но если бы это стало возможно, она хотела бы, чтобы ее мать была похожа на Кору. Чтобы за внешним обликом хлопотливой говоруньи скрывалось такое же глубокое внутреннее спокойствие, такая же готовность поделиться своей силой с каждым, кому это может понадобиться. Да, именно Кора принудила Ки остаться, что было той весьма не по нраву. Но саму Кору Ки разлюбить из-за этого не могла. В присутствии Коры она могла, так сказать, на время ослабить вожжи, чувствуя, что кто-то столь же сильный и знающий, как и она сама, в случае чего сейчас же их подхватит. С Корой Ки чувствовала себя в безопасности.
По крайней мере, до тех пор, пока им было по пути.
…Кора улыбнулась в ответ, дотянулась и легонько потрепала Ки по руке.
– Да, я хотела, чтобы ты поздоровалась с нашим гостем. Беда в том, что ему как раз понадобилось кой-куда заглянуть: он совсем старенький, так что живот у него, сама понимаешь… Его зовут Нильс, он приехал издалека, чтобы помочь нам. Тебе Ларс обо всем уже рассказал?..
Ки кивнула и собралась с духом:
– А он передал тебе, что я не намерена принимать участие в вашем Обряде? Спорю на что угодно, что мысль об этом пришла тебе, а не ему!
– Да, он мне передал, – безмятежно ответствовала Кора. – На что я сказала ему, что он, видать, недостаточно хорошо уговаривал. У моего мальчика отлично подвешен язык, и он умеет им пользоваться, когда захочет. Жаль только, весь его дар куда-то девается, когда я его об этом прошу… Ну что ж, придется мне упрашивать тебя самой. Нет, правда, Ки, почему бы тебе не поучаствовать в Обряде вместе со всеми? Заодно и убедила бы всех, что отныне твой дом – здесь, наши обычаи – твои обычаи, а наша семья – твоя семья…
– И тем самым обманула бы их, – произнесла Ки тихо, но твердо. Разговаривая таким образом, они с Корой обводили взглядами комнату, улыбаясь всякому, кто, как им казалось, обращал внимание на их беседу. Вот Лидия, встретившись глазами с Корой, вопросительным движением подняла стакан вина, и Кора с улыбкой кивнула. Лидия сейчас же подошла и налила обеим женщинам красного вина в два старинных бокала. Кора похвалила Лидию за то, что та додумалась украсить стол цветами. Ки тоже не забыла улыбнуться и благодарно кивнуть, принимая из рук Лидии винный бокал. Когда же та отошла, Ки так и осталась держать его в руке, а к губам не поднесла.
Кора отпила вина. Темные блестящие глаза пристально смотрели на Ки.
– Значит, ты не хочешь быть одной из нас? Так?
– Так, – ответила Ки. – Спасибо тебе за то, что хотела принять меня, но… Кора, ты просила меня остаться, и я осталась. Я честно попробовала жить той жизнью, которую ты мне предлагаешь. И окончательно убедилась, что эта жизнь не по мне.
– Время исцеления еще не истекло, – напомнила ей Кора.
– Да, и я буду здесь до конца, – сказала Ки. – Но потом я сразу уеду. И я не хочу, чтобы ты держала на меня зло. Время истечет, Кора, и ты сама отпустишь меня.
Настал черед Коры склониться перед волей Ки. Ки увидела, как обмякли ее обычно расправленные плечи, и ощутила острый укол совести.
– Что ж… я тебя отпущу, – сказала ей Кора. – Если тебя по-прежнему ничто не будет удерживать здесь – я тебя отпущу. И зла никакого на тебя не буду держать. А вот сожалеть буду, Ки, очень сожалеть. Ты знаешь, когда я была девочкой, я однажды подобрала раненого ястреба. Совсем молоденького, почти птенца. Я лечила его и ухаживала за ним, пока он не поправился. Я стала носить его на запястье, он добывал для меня дичь… Но я-то видела, что такая жизнь была ему не по сердцу. И в один прекрасный день я отпустила его – к великому негодованию моего батюшки. Вот видишь, я умею отпускать, Ки… А ты?
Ки слегка нахмурилась, гадая об истинном смысле вопроса. Ответить она так и не успела: Кора уже раскланивалась со стариком, усаживавшимся в кресло напротив.
Ки поразила его внешность. Гладкие, совершенно белые волосы были по-старинному связаны сзади на шее. Глаза под тонкими белыми бровями напоминали зимнее небо. Другие черты лица были выточены с тем же изяществом: тонкий прямой нос, небольшой рот. Он показался Ки похожим на тщательно сбереженную статую какой-то более ранней разновидности человеческого существа. Существа, для которого разум был несравненно важнее физической силы. Старик был хрупкого телосложения, а ростом – едва по плечо Ки. К тому же и возраст изрядно ссутулил его, согнув и без того узкие плечи вперед, к груди. И, тем не менее, от этого почти заморыша исходила ощутимая властность. Как-то само собой вышло так, что Ки поклонилась ему…
– Позволь, Нильс, представить тебе Ки, мою дочь по замужеству за Свеном, – сказала Кора.
Старец спокойно кивнул.
– Я приехал, Ки, расхлебывать кашу, которую ты тут заварила. Сама-то ты что хоть думаешь по этому поводу?
Он говорил с нею так, словно ей было десять лет от роду. Ки подумала и не стала на него обижаться. Она сказала:
– Никто здесь не радуется тебе больше, чем я. Я вижу в тебе ключ к своей свободе, старец.
Кора нахмурилась: обращение «старец» показалось ей недостаточно почтительным. Сам же старец, однако, только откинул голову и расхохотался. Зубы у него оказались ровные и мелкие, а смех – оглушительный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91