Сообщите ему, что Энгельсвярк решил выкинуть фортель и не высылает вам заказанный товар: две пары ножей и вилок, три ложки и пачку иголок.
– Позвольте, позвольте! – недовольно восклицает Киппель. – Речь идет не о двух или трех парах, а, если хотите знать, о пяти дюжинах. А все, что вы мне сейчас наговорили, пустые насмешки и вызов на скандал. Я бы мог ответить вам гораздо обстоятельнее, но у меня есть дела и поважнее. Перво-наперво мне нужно перетащить сюда свои манатки.
– Какие манатки? Куда? – переспрашивает Леста, предчувствуя недоброе.
– Боже святый, но ведь здесь, в письме, написано, что я должен взять квартиру Тали на свое попечение до той поры, пока он сам не приедет домой. А если я возьму его квартиру на свое попечение, то не могу же я, в самом деле, оставить собственное имущество на попечение Господа Бога. Вентеря и сеть-путанка и без того уже разодраны, черт знает, будет ли от них еще какой-нибудь прок. Тем не менее, надо спасти то, что можно спасти.
– Хорошо же, но… – Леста в растерянности опускает глаза, – но ведь тут цветы, они не выдержат вашего табачного дыма, вашей трубки.
– Не опасайтесь, – возражает Киппель, – мне с цветами и прежде приходилось иметь дело. Табачный дым цветам только на пользу.
Стремясь избавиться от беспокойного соседства, Леста находит еще и другие доводы, но всё напрасно, – Киппель в этот же день перебирается в квартиру Тали со всеми своими «манатками» и чувствует себя в ней полновластным хозяином. В сущности, Леста и не имеет ничего против охваченного радостной деятельностью торговца, только вот плакали теперь его, Лесты, тихие ночи, когда он мог читать и писать, пока в глазах не помутится. Теперь бывший управляющий по вечерам обычно тоже сидит возле стола, перебирает какие-то счета, что-то подытоживает – «калькулирует», как он сам называет свое занятие, и беспрестанно курит либо свою ужасную трубку, либо огрызок какой-нибудь отвратительной сигары. Леста со вздохом посматривает на пальму и в один из особенно дымных вечеров пишет Тали: «Арно, приезжай скорее, не то от твоих цветов останутся одни высохшие скелеты».
Вновь день проходит за днем, но долгожданный хозяин квартиры все не появляется на горизонте.
III
Cловно бы возмещая отсутствие хозяина, в один из обеденных часов в дверь квартиры Тали-Лесты-Киппеля просовывается некий житель деревни Паунвере, некоторое время сопит возле входа, затем произносит жалобным голосом:
– Ну так здрасьте!
– Здрасьте, здрасьте! – удивленно отвечает Леста. – Как это ты в городе очутился? А вообще-то ты, Кийр, пришел очень кстати, я уже давненько не видел никого из наших. Скидывай, скидывай шубу и расскажи, как вы там, в Паунвере, живете-можете?
– Как можем, так и живем, – отвечает бывший соученик Пеэтера Лесты, – полегоньку да помаленьку. Приехал в город сделать кое-какие покупки к рождеству, да и для портновской работы то да сё нужно, ну, вот и зашел к тебе, чтобы… Не знаю, стоит ли снимать шубу, у меня времени в обрез, надо еще кое-куда зайти и…
– Как знаешь. Тогда хоть присядь. Дай ногам отдых.
Кийр садится на краешек стула и оглядывает комнату. Портной схватывает своими зоркими глазами любую мелочь, как кошка, которая попала в незнакомое помещение. Даже трубка Киппеля на печном карнизе не остается незамеченной.
– Никак ты начал рыбу ловить да и курить тоже?
– Нет, в этой комнате и впрямь живет великий рыболов и куряка, но это не я. Это знаменитый торговец Киппель, ты, наверное, о нем наслышан.
– Впервые слышу. А разве Тали еще не вернулся?
– Не вернулся.
Кийр криво усмехается, обстоятельно прочищает нос и произносит, словно бы сам для себя:
– А всё из-за девицы.
– Вот как? С чего это ты взял?
– Знаю. – Кийр косо вытягивает шею. – В Паунвере уже давно ни для кого не новость, что он из-за девицы ушел. Да, да, впереди шла девица, а Тали – следом за нею! Хи-хи, интересно, докуда они успели дойти? Может, уже в Америке?
Леста хмуро молчит, взгляд у него отсутствующий.
– А ты служителя Митта помнишь? – внезапно спрашивает Кийр. Леста утвердительно кивает головой, пристально взглянув на бывшего однокашника.
– Видишь ли, этот самый Митт знает всю эту историю с начала и до конца.
– Как же он ее узнал?
– Видишь ли, это опять же не известно мне. А ему известно.
– Ну ладно, – произносит Леста через некоторое время, – а что поделывает Йоозеп Тоотс?
– А чего ему делать, – отвечает рыжеголовый портной с кислой улыбкой, – пьет да куролесит так же, как прежде. Ах да, говорят, затевает на рождество свадьбу. Я-то не знаю, я его самого уже давненько не видел, но люди болтают. Поди, разберись, у больших господ и дела большие. Ах да, небось, ты еще и того не знаешь, что Яан Имелик отбыл из Паунвере.
– Как это – отбыл?
– А всё так же: баба – впереди, а мужик – следом за нею, по примеру Тали! Отбыли туда, в Россию, к папе. Вот уж попали мужики в переплет, со стороны смотреть – обхохочешься. Хи-хи! Да и свадьба у Имелика никак не вытанцовывалась, но… понимаешь, аист или вроде того… Да я и сам не знаю толком, Либле знает. Поначалу у молодых все шло очень даже прекрасно, жили душа в душу. А потом госпоже захотелось домой, к папе. Ну что еще оставалось делать Имелику – заткнул полы за пояс и припустил следом. Да, Пеэтер, видишь, что наши однокашники вытворяют.
– Гм, – хмыкает Пеэтер Леста, пребывая в задумчивости.
– Хи-хи-и! Хорошо еще, что я такой благодати избежал, не то Бог знает что выделывал бы тоже. Ой, эта Тээле с хутора Рая – капризуля, каких свет не видел! Господь упаси! Подумай только, хотела, чтобы я выучился на управляющего имением. Ну, я сказал ей пару серьезных слов, мол:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52