Время от времени кто-нибудь из сидящих за столом передергивает плечами и с опаской оглядывается: а не стоит ли за спиной какая-нибудь нечисть вроде той, о которой в данную минуту идет речь.
В середине одной особенно богомерзкой истории арендатор внезапно умолкает и пристально смотрит в самый темный угол жилой риги. Туда же обращают испуганные взоры и все присутствующие. В углу ничего не видно, лишь темнота чернеет. (К тому времени большая часть свечей сгорела до основания, из двух же оставшихся одна внезапно гаснет непонятным образом.) В тот же миг в углу с хрипом начинают бить стенные часы. Пирующие жмутся поближе друг к другу.
– Раз… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять… одиннадцать… двенадцать… – считает арендатор вполголоса и с последним ударом вопросительно обводит глазами сотрапезников.
– Что это было? – спрашивает он Кийра, которого бьет дрожь. – Часы пробили двенадцать? Конечно, на то они и часы, чтобы бить, но как они вообще оказались в риге? Во всяком случае, прежде тут их не было – по крайней мере, я за весь вечер не слышал ни одного удара.
– Да, верно, прежде часов не было, – шепотом подтверждает кто-то.
– Тогда что же это означает? – Арендатор пожимает плечами. – Ведь это… Ведь это…
Он вновь умолкает, – с гумна внезапно раздается громкий лай и вой Крантса. И прежде чем кто-либо из присутствующих успевает что-нибудь на этот счет сказать, в дверь жилой риги троекратно стучат.
– Тьфу, нечисть! – Арендатор сплевывает. – Еще того не легче!
– Тсс! – произносит кто-то.
– Чего он там стучит? – Тыниссон с трудом заставляет себя встать на ноги, намереваясь пойти, взглянуть, кто там за дверью, но арендатор хватает толстяка за плечо и усаживает на прежнее место.
– Сиди! Ты что, сдурел?!
– Не ходи, не ходи! – советуют и другие.
И, словно бы в подтверждение, снова раздается стук, но уже сильнее чем прежде.
– Кто там? – громко кричит арендатор.
– Пусть Хейнрих Георг Аадниель Кийр немедля придет сюда, – отвечает глухой голос откуда-то снизу.
– Что, что? – Арендатор прислушивается. – Чего тебе нужно?
– Мне нужен Георг Аадниель Кийр. Пусть он немедля придет сюда!
– Кийр нужен? Гм…
«Прик-прик-прик» доносится со стороны рыжеголового странный звук.
– Не-е, не-е, не-е… – шепчет побледневший портной, – скажи, что меня тут нет. Скажи, что ушел.
– Кийра здесь нет. Кийр пошел домой.
– Он здесь! – гремит свирепый голос за дверью. – Не ври мне, не то и тебе несдобровать. Пусть Хейнрих Георг Аадниель Кийр немедля идет сюда, не то я всех свадебных гостей сотру в порошок, изничтожу хутор Юлесоо! Слышишь?
– Ну что же, ничего не поделаешь, – разводит арендатор руками, – с таким господином не поспоришь – так и быть, иди, Кийр.
– Нет, нет, нет, нет! – Кийр прячется за спины соседей. – Я не пойду. Не пойду! Оставьте меня в покое! Позовите урядника, пусть он идет, я н-не… н-не пойд-ду.
– Странный ты человек! Ему нужен ты, а не урядник. Нельзя же допустить, чтобы из-за тебя пострадали все гости и хутор Юлесоо впридачу. Иди скорее!
– Оставь меня в покое.
– Последний раз спрашиваю, – слышится с гумна, – придет Хейнрих Георг Аадниель сюда или не придет?
– Идет, идет, – отвечает арендатор, подавая мельничному батраку глазами знак, после чего оба этих сильных мужика хватают дрожащего рыжеголового и, невзирая на его попытки вырваться, уводят.
– Как вы думаете, друзья, что это значит? – тихо спрашивает Леста.
– Нет, это помещение вообще какое-то странное, – отзывается предприниматель Киппель. – На хуторе Рая ничего подобного не было.
– Что бы это ни значило, – произносит Лутс с усмешкой, – но по стаканчику пива мы все же могли бы пропустить, для укрепления сердца. Там их трое против одного – полагаю, все обстоит не так уж трагично.
* * *
Арендатор и батрак с мельницы переносят Кийра через порог двери, ведущей на гумно, и закрывают ее за собой, и сразу же навстречу им выходит какой-то страшила с фонарем. Лицо страшилы черно как уголь, глаза скрыты большими синими очками, щеки и подбородок обрамлены пепельно-серой бородой, голову покрывает широкополая выношенная до дыр фетровая шляпа из тех, какие на некоторых хуторах надевают во время молотьбы. На страшиле надета какая-то черная мохнатая хламида, похожая на вывернутый наизнанку тулуп, тогда как ноги упрятаны в валенки непомерной величины; вообще нижняя часть туловища страшилы своей неповоротливостью заставляет вспомнить скорее медведя, чем какого-нибудь доброжелательного и юркого домового, тем более, что, по слухам, домовые являются взору чаще всего в белой одежде. Несмотря на испуг и грозящую ему опасность, дрожащий Кийр все же подмечает в облачении нечистого одну деталь, которая в какой-либо иной обстановке могла бы даже вызвать смех: шея черта, будто шарфом, обернута толстой кровяной колбасой. Кийр словно сквозь туман видит еще, как Крантс, поджав хвост, с визгом забивается в угол. Больше несчастный рыжеголовый по причине страха и волнения ничего уже не замечает. Все его отчаянные попытки к бегству ни к чему не приводят, руки арендатора и мельничного батрака держат его с обеих сторон, словно клещи.
– Это ли Хейнрих Георг Аадниель Кийр? – спрашивает страшила, сунув фонарь прямо Кийру под нос.
– Да, это он самый, господин черт или как там вас величают, – отвечает арендатор.
– Хорошо, – рявкает черт, – следуйте за мною да смотрите, не вздумайте оглядываться.
С этими словами страшила отворяет ворота гумна и шагает сквозь метель по глубокому снегу прямиком к бане, при этом сам он тоже ни разу не оглядывается. Ворота гумна словно бы сами собой закрываются за ушедшими, на улице не слышно ничего кроме шума и завывания ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52