— С чего это вы взяли?
— Не важно! — рявкнул сэр Эйлмер. — Ты его знал?
— Да.
— Так, хорошо. А вчера — узнал? — Ну, естественно.
— Не отмахивайся. «Естественно», видите ли! Когда вы виделись в последний раз?
— Лет двенадцать назад.
— Как же ты его узнал?
— Он такой самый. Подрос, а так — такой же.
— Вы вспоминали прошлое?
— Нет, не вспоминали.
— Вот! Пожалуйста!
— Да он отзывается на Мартышку!
Сэр Эйлмер звучно хмыкнул.
— Еще бы! Что ж, ты думаешь, у самозванца не хватит на это ума? В общем, толку от тебя нет.
— Извини!
— При чем тут «извини»? Ничего, я сам разберусь. Поеду к Икенхему, у старого психа должны быть его портреты, как-никак — племянник. Погляжу. Сверю.
— Как ты хорошо придумал, мой дорогой!
— Да, неплохо, — согласился сэр Эйлмер. — Просто осенило.
Он вылетел из комнаты, словно его метнула рука бразильского туземца. Пробегая через холл, он взглянул на Мартышку, который, словно убийца, вернулся на место преступления, в сотый раз вопрошая себя, сойдет или не сойдет.
— Ха! — заметил сэр Эйлмер.
— А, здравствуйте, — отвечал Мартышка, слабо улыбаясь.
Баронет посмотрел на него тем самым взглядом, каким смотрят на самозванцев, особенно если те пойманы на месте. Да, убедился он, вид у субъекта виноватый, мало того, подозрительный.
— Ха! — повторил он на бегу, устремляясь к своей машине.
Через несколько минут, нетерпеливо вырулив на дорогу, он повстречал другую машину. За рулем сидел лорд Икенхем, рядом — Салли.
Глава 6
Лорд Икенхем зорко взглянул на изгиб дороги и беспечно покрутил ус. Вид у него был такой, словно он едет на пикник. Он хорошо выспался, хорошо позавтракал и просто светился радостью. Одно выражение неплохо опишет предприимчивого пэра: как огурчик. Мы можем осуждать его методы, можем и качать головой, но не вправе отрицать сходства с этим овощем.
— Здесь? — спросил он спутницу.
— Здесь.
— Как ты уверенно отвечаешь!
— Я тут была, лепила этот бюст.
— Балбес не ездил к тебе в мастерскую?
— Конечно, нет. Вельможные особы не ездят к скромным скульпторшам.
Лорд Икенхем ее понял.
— И то правда, — сказал он. — Никак не привыкну, что Балбес — большая шишка. Для меня он — мордатый подросток, который перегнулся через стул, чтобы удобней было его бить. И я бил, страдая не меньше, чем он. Кстати, не верь, я искренне радовался. Да, все становятся старше, и это странно. Себя я чувствую двадцатилетним, а что до Мартышки, понять не могу, что он женится. Так и вижу его в матросском костюме.
— Какая прелесть!
— Нет. Мерзость. Матлот из оперетты. Но хватит о нем. Пришло время обсудить и стратегию, и тактику.
Голос его обрел ту звонкую легкость, которой боялся племянник.
— Стратегию и тактику, — повторил он. — Вот — дом. Вот — бюст. Надо соединить их, что я сейчас и сделаю. А?
— Я квакнула. Хотела спросить: «Как», но вспомнила про Колумба.
Граф удивился.
— Дорогая моя, неужели ты беспокоишься из-за такой чепухи? Поверь, есть тысячи способов. Если я опушу усы, вот так, похож я на слесаря?
— Нет.
— А если подниму, похож на репортера сельскохозяйственной газеты?
— Ни в малейшей степени.
— Так, так, так… Интересно, есть у Балбеса попугай?
— Нету. А что?
— Неужели Мартышка не рассказывал, что было на Мэйфкинг-роуд?
— Нет. Что же там было?
— Там был небольшой коттедж, укрепленный, словно замок, неприступные «Кедры». Но я проник в него с поразительной легкостью. Вот я — за оградой, вот — в гостиной, сушу ноги у газового камина. Служанке я сказал, что мы пришли подстричь попугаю когти. Я — хирург, Мартышка — мой ассистент, дает наркоз. Как же это он не рассказывал? Мне не нравится такая скрытность, есть в ней что-то болезненное. Да, хирург для попугаев мне особенно удался. Жаль, что у Балбеса их нет. Хотя это естественно — попугаев держат хорошие, добрые люди. Ну, как-нибудь войду.
— А потом?
— Это легче легкого. Прячу бюст под полой, завожу разговор с Балбесом и вдруг говорю: «Эй, что там?» Он оглядывается, я ставлю бюст. Пошли!
— Подождите, дядя Фред, — сказала Салли.
— Ждать, в такие минуты? Икенхемы не ждут.
— Пусть учатся. У меня план лучше.
— Лучше моего?
— Несравненно. И проще, и разумней.
Пятый граф пожал плечами.
— Что ж, послушаем, — сказал он. — Вряд ли он мне понравится.
— Это и не нужно. Вы сидите в машине…
— Ерунда!
— …а я отношу бюст.
— Смешно!
— Попытаюсь пройти незаметно, — продолжала Салли. — Но если меня заметят, я все объясню. Историю я придумала, а вы — нет.
— Я могу придумать двадцать историй, одна другой лучше.
— Одна другой безумней. Моя история очень хороша. Я пришла повидать сэра Эйлмера.
— Говори: «Балбеса», это мягче.
— Не буду. Итак, повидать сэра Эйлмера и умолить его, чтобы он взял бюст.
— Чепуха какая-то!
— Могу и поплакать.
— Что за чушь! Где твое достоинство?
— В самом худшем случае он меня выгонит.
— А тогда, — просиял граф, — мы начнем все снова, передоверив дело тем, кто мудрее и старше. Что ж, дерзай. Мне твой план не нравится. Он бесцветен. И вообще, как это можно, где я? Ладно, действуй. Посижу, поскучаю.
Раскурив сигару, он смотрел, как она идет к дому. Исчезая за поворотом, она помахала ему рукой, и он помахал ей с большой нежностью. «Какая девушка!
— думал он. — Старая добрая Салли…»
Лорд Икенхем прожил в Америке лет двадцать, приобрел много друзей, но больше их всех любил беспечного и бедного художника Джорджа Пейнтера. Любил он и его дочь. Она воплощала ту самую разновидность девушек, которую Америка производит в изобилии, одаряя их серьезностью, весельем и почти икенхемовской легкостью. Скажем, как хорошо она справилась с собой, когда он так огорчил ее в гостиной отеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45