Some time back in 85
In July
When the summer was high
And we’ve been alright
You know what money can’t buy
One kiss on a flatbed truck
A hot rain
Has completed our luck
You said
Words don’t mean nothing
But you will be mine.
Good friend
In the darkest night
You feel blind
But my love is cateyed
Just follow its light
You've got to follow the light
Some day you'll be face to face
And you'll see
Human nature can’t waste
My love
Words don’t mean nothing
As long as you’re mine
Слушая песню, возникшую в его сознании, Квазиморда мысленно перенесся в лето 85-го года. И все вспомнил. И все понял. Это было очень просто. И он твердо сказал себе:
– Хочу, чтобы мы оказались лицом к лицу, как в песне!
Звуки клавишных и ударных стирали мир. Это было несложно – ведь основным компонентом мира уже была пустота, превратившаяся в песню. Стереть остальное было гораздо проще. Но три красных тридцатиэтажных высотки почему-то не хотели исчезать вместе с остальным миром – и Квазиморда понял, почему, вспомнив клип на песню «Around my heart» и маячившие там небоскребы Нью-Йорка.
Когда мир окончательно стерся, оставив лишь три высотки и клочок заасфальтированного тротуара, Квазиморда обернулся. И конечно же, она была здесь. Неожиданно он почувствовал, что тяжесть, вечно пригибающая его к земле, куда-то исчезла – больше ничто не давило на плечи. Квазиморда разогнулся, горб рассасывался на глазах. Он больше не был горбуном, а значит, не был и Квазимордой. Теперь у него не было имени, но ему это было безразлично.
– Лилька! – воскликнул он и бросился ей навстречу.
Эсмеральда с сомнением взглянула на него, затем, видимо, что-то вспомнила и воскликнула:
– Витька! Да неужели это ты?
Да, именно так и звали нашего героя до того, как он превратился в ди-джея Квазиморду – Витька, Виктор Гугин. Над ним часто подшучивали из-за горба и из-за сходства фамилий с писателем Виктором Гюго, чье воспаленное воображение выплюнуло в мир образы горбуна Квазимодо и цыганки Эсмеральды. И поскольку миром стал править развитой постмодернизм, Витьке было просто некуда деваться – ему пришлось стать Квазимордой и никем иным. Так и продолжалось до тех пор, пока за исправление его судьбы не взялся Шурик Клыгин – верный служитель развитого постмодернизма, породивший три десятка буддийских мушкетеров и бессмертное чудовище, переходящее из книги в книгу и именованное Джоном Дебри.
Квазиморда с Эсмеральдой обнялись, поцеловались – и мир начал преображаться. Теперь вокруг них клубились розовые, алые и золотые облака невероятных форм. И где-то за облаками скрывался самый красивый закат во Вселенной… Почему бы и нет?
В конце концов, Шурик Клыгин давно подсел на идеи прикладного солипсизма и уже много лет не устает их юзать. Что не уменьшает его творческих заслуг.
Свами Гималайский вытанцовывавал брэйк-данс на облаке, разрисованном оранжевыми оттенками золотого заката. Мир пел припев голосом Сандры:
It goes around my heart
Hey-hey what a criminal man
Life will go in circles
All around my heart
Hey-hey
It’s such a dangerous game
I’m afraid
You’d lose your trust in love.
Наконец, они взглянули друг на друга, и она спросила:
– И что теперь?
– Не знаю, – сказал он.
– Может быть, пойдем домой? – спросила она. – Как в песне «Take me back to your house»?
– Конечно, можно, – он рассмеялся. – Но я не знаю, где наш дом.
– И я не знаю, – кивнула она.
– Тогда пойдем… куда глаза глядят, – сказал он.
Глаза глядели на закат.
И пошли они прямо в закат, и в воздухе играла песня «Love Flows On» Оливера Шанти…
Love Flows On, like a silent sound
In our hearts, in our hearts.
Love flows free, rivers to the sea
In one hand, in one hand…
Love shines true, linking me with you,
In our hearts, in our hearts.
The end
Make love, no war.
После конца
Что это было? Сам не знаю. Просто однажды Шурик Клыгин пришел к другу. Другом этим, видимо, был Свами Гималайский, потому что он спросил:
– Клыгин, а ты любовные романы не пишешь?
Клыгин в ужасе фыркнул и воскликнул:
– Нет, конечно!
Прошло много времени, и Шурик Клыгин задумался. Он подумал, что это был вызов Силы по Кастанеде. Да и самому стало интересно – а сможет ли он, циничный, взбалмошный мистик, сотворить настоящий роман о любви?
Задавшись такой целью, Клыгин вспомнил свою любимую песню «Рим-Париж» Доминика Джокера и решил оттолкнуться от ее сюжета.
Вот что из этого получилось. Естественно, «DJ QuaziMorda» – это НЕ любовный роман. Это мистический роман о любви. Или – неудачная подделка под мистический роман о любви.
Скорее, даже так: это роман о страдании. О гламуре и антигламуре… что, опять скажете, что все это уже было, ничего нового, бесчисленные повторения старых песен на новый лад…
Пусть так. Это был смелый эксперимент, и результат его пока неизвестен автору, отстукивающему эти строки на клавиатуре. Зато, возможно, результат известен читателю, дочитавшему роман аж до этого места – не просто до конца, а до того, что будет после конца.
Тем не менее, Шурику Клыгину показалось, что где-то в этом романе была настоящая любовь. Может быть, промелькнула неслышимой тенью где-то позади страдающего Квазиморды.
И так получилось, что все то, что обычно пишут вначале, Шурик Клыгин оставил в конце. Даже после конца.
Мега риспект Доминику Джокеру. (В смысле, большое человеческое спасибо! А риспект уже выразил на каком-то форуме.)
В память о Лильке. Не знаю, стала ли она Эсмеральдой, но помню о ней лишь хорошее. А это большая редкость – чтобы Шурик Клыгин помнил о человеке лишь хорошее.
Спасибо МУЗЫКЕ. Без музыки эта повесть никогда не появилась бы на свет монитора.
И последнее: если во всей этой повести и есть нечто стоящее, так это речи Свами Гималайского.
Прислушайтесь к Свами Гималайскому, как прислушался к нему Шурик Клыгин.
В кабинете Свами Гималайского висела странная черно-белая фотография, выполненная, видимо, каким-то безумным фотографом-авангардистом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30