Майка полагал, что он решил податься в наемники, скорее всего, за границу. Пол же опасался, что Адриан мог погибнуть чисто случайно, иначе он наверняка бы сообщил о своих планах.
Но все это ему удалось скрыть от Нанетты, так что то лето стало раем для обоих. Они жили в полном согласии, и все, что делали, приобретало еще больший смысл оттого, что они делали это вместе. Они вместе охотились, иногда даже с ястребами, хотя Пол никогда не пускал птицу, только наблюдая за тем, как это делает Нанетта. А то и просто удовольствия ради скакали по вересковым пустошам. Вместе занимались цветниками, так как оба любили цветы, и Пол посадил специально для нее новый розовый куст, хотя был уже не сезон. Но, на удивление всем, куст принялся и дал цветы – белые розы, которые так любили йоркширцы.
Они вместе объезжали имение, наблюдая за работами, вместе обсуждали меню с поваром и составляли список вещей и продуктов, которые нужно было заказать в Йорке или Лондоне. Вместе посещали мессу – трижды в день и чаще по праздникам и воскресеньям, даже в Йоркской церкви. Вечерами пели и играли, беседовали друг с другом и работали. Они вместе шли в крестном ходе, плясали в ночь летнего равноденствия. Но прекрасней всего было то время, которое они проводили за задернутым пологом своей постели, лежа в объятиях друг друга и сливаясь в одну плоть.
Однако невозможно навсегда отгородиться от мира. Лето было – опять! – сухим, и вскоре начались разговоры о засухе и новом неурожае, сопровождаемые другими жалобами. Люди считали это карой небесной – неугодные Господу англичане были наказаны за свои деяния. Однажды прохладным августовским утром Нанетта внезапно проснулась от какого-то предчувствия. Она рассеянно отвечала на вопросы одевавшей ее Одри, даже не понимая, о чем та говорит – Нанетта уже давно не прислушивалась к болтовне своей служанки, чтобы сохранить душевное спокойствие. Но сегодня проникавший сквозь ставни утренний воздух был так прохладен, что, закрыв их, чтобы не дрожать от холода, Нанетта внезапно поняла, что слышит, о чем говорит Одри:
– А еще ходят слухи, что по новому закону никто не сможет есть белый хлеб, гусятину или индюшатину, не платя налога королю.
Нанетта изумленно посмотрела на камеристку:
– Чушь. Кто это болтает?
– Да все, мадам. Все только об этом и толкуют. Король все время выискивает, на что бы еще положить налог. Поговаривают, что им обложат весь рогатый скот, так что все деревенские трясутся за своих коз и коров. А сборщики налогов обыскивают церкви, они хотят собрать налоги за все смерти, крестины и свадьбы, так что те, кто откажется платить, не получат благословения церкви. И еще: драгоценности и утварь церквей изъяты в казну – они продолжают то, что начали в монастырях. Ох, мадам, когда они кончат, мы будем жить в таком ужасном мире!
– Я не верю ни слову из этого, – произнесла изумленная Нанетта. Неужели, пока она спала, мир сошел с ума?
– Но ведь это правда, мадам, – уверяла ее Одри. – Как раз сейчас сборщики обыскивают церкви в нашей округе. Они послали распоряжение в аббатство Св. Троицы с требованием, чтобы оно закрылось, но отец-настоятель отказался исполнять его и заявил, что не покинет аббатство. Все опасаются, что его силой выволокут и предадут мечу, так как король сказал, что больше не должно быть монастырей. А еще говорят, что все люди в стране должны сделать отчет о своем имуществе, вплоть до последнего горшка, и если они что-то упустят, то это пойдет в казну короля. Все считают, что это происки лорда Кромвеля.
– Ну, Одри, ты же не невежественная крестьянка, ты же лучше все знаешь. Ты жила при дворе – как ты можешь повторять такие глупости? Это просто ерунда. Ты же сама видела мастера Кромвеля, ты знаешь, что он только слуга короля и...
– Мадам, все говорят, что он слуга совсем другого – Черного Джентльмена. Говорят, что он морочит короля и что именно благодаря ему еретики отлучили нас от папы. Я хоть и убеждаю их в обратном, да без толку, они меня не слушают, – оправдывалась Одри.
– Надеюсь, ты разубеждаешь их? – спросила Нанетта, прищурив глаза.
– Да, мадам, все время, но это им все равно, что бреханье собак.
Нанетта не поверила ни единому слову камеристки. Одри – такая же глупая и невежественная, как и остальные, и Нанетта знала, что она с удовольствием собирает всякие сплетни, главное, чтобы они были жуткими или скандальными.
– Ну, хватит, девочка, – оборвала она камеристку, – время идти к мессе. Дай мне мой молитвенник и четки.
– Ох, мадам, появился новый закон, чтобы никто не носил четки, и чтобы в церквах прекратили использовать их, и чтобы не молились за папу, и отказались от праздников святых, и...
– Я уже сказала, Одри. В нашей часовне мы пользуемся четками, вот и все, что тебе нужно знать. Лучше приведи свои мысли в порядок, чтобы выслушать мессу, и следуй за мной.
После мессы, когда они сидели за завтраком и благодарственная молитва была произнесена, Нанетта спросила Пола:
– Что творится в мире, муж мой? Сегодня утром моя камеристка натворила столько ужасного о налогах и ересях, что мне показалось, словно я проспала сотню лет. Неужели ты держал меня в состоянии блаженного неведения?
– Я пытался, – улыбнулся Пол, – но похоже, я недостаточно крепко надел намордники на людей. Да, в мире много плохих новостей, и я боюсь, что дело идет к худшему.
– Но почему мне никто не сказал? Почему от меня скрывали?
– У тебя и так было много горя, я не хотел портить тебе радость. И ты была такая счастливая.
– Я и есть счастливая, – успокоила Пола Нанетта, касаясь его руки. – Но я чувствую себя виноватой, что так беспечно веселилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163