Джоанна заметила, что Слайдер даже забыл о том, что и она входила в число тех людей, которых он имел в виду, говоря о «друзьях». Она ощутила легкую тошноту и крепко сжала губы. По лицу Слайдера было видно, что он измучен и опустошен, но он продолжал говорить.
– Он встретил ее на автостоянке, хорошо замаскировавшись и надев коричневую шляпу-трильби, которую носят завсегдатаи скачек – шляпа, в которой лорда Оукси показывают по телевизору. Они не заметили Пола Рингхэма, который сидел в своей машине с потушенными фарами в ожидании своей жены. Они уехали на ее машине, и вела машину сама Анн-Мари. Может быть, она все еще наделась, что ошиблась на этот раз. Она ведь знала его всю свою жизнь – может быть, она убеждала себя, что он действительно хочет просто поговорить.
Он залпом допил джин и откинулся на спинку кресла, растирая утомленные глаза.
– Это все вписывается в общую картину. Но я никогда не смог бы этого доказать. Нет никаких доказательств, никаких улик. Да и в любом случае дело официально прекращено.
– А твое начальство не возобновит его, если ты скажешь им то, что сейчас сказал мне?
– Нет. У меня нет вещественных доказательств. Кроме того, их не интересует Хилдъярд. Им нужны люди на самом верху, и они не хотят, чтобы кто-то взбудоражил всю организацию прежде, чем они будут готовы действовать. Слежка за Хилдъярдом может привести к тому, что организация свернет здесь всю свою сеть и начнет все сначала в другом месте. Анн-Мари попросту не представляет собой достаточно важного случая. О, Господи, что это за мир! Что за проклятый поганый мир!..
Он все тер и тер лицо, как будто таким образом мог стереть свои мысли. Здесь нечто большее, подумала Джоанна, чем только Анн-Мари. Это, видно, кульминация долгой, долгой истории, полной разочарований, разрушенных иллюзий и личных конфликтов. Она осторожно взяла его руки в свои, чтобы он больше не мог тереть лицо, и тут его руки вывернулись и больно сомкнулись вокруг ее запястий как стальные захваты, напугав ее.
– Останься со мной. – Он смотрел прямо ей в глаза, и взгляд его умолял и требовал одновременно, Джоанна физически ощущала невыносимое напряжение, переливавшееся от него через их соприкасающиеся руки. – Будь моей. Ты так нужна мне... О, Господи!
– Я твоя, – подтвердила она. Но она была перепугана. Первый раз в жизни она была так близко от человека, находящегося на грани нервного и психологического срыва, и просто не знала, что ей делать, как помочь ему. Боль его была столь велика, что эмоциональный взрыв мог произойти в любой момент.
Но ей не пришлось ничего делать – защитную роль сыграли инстинкты. Он встал с кресла, продолжая сжимать ее руки, и опрокинул ее на ковер. Он овладел ею сразу, даже не снимая одежду, только расстегнув ее. Он не был груб с ней, он был даже нежен, но той общей и безразличной нежностью, которая была неотъемлемой частью его натуры и которая не относилась лично к ней. Но она приняла его, приняла его нужду в ней, и простила ему то, что он – а сейчас она была уверена в этом – не думал о ней сейчас как о личности. Она ведь любила его и понимала, что он тоже любит ее и это любовь бросила его сейчас к ней в поисках излечения от стресса. Но все равно она чувствовала сильную печаль. Когда все кончилось, он, опустошенный, упал рядом с ней на пол и заплакал, а она обняла его и держала в объятиях все время, пока он безостановочно повторял сквозь слезы:
– Прости меня, прости меня.
– Все хорошо, – отвечала она. – Я люблю тебя. Все хорошо.
Но она знала, что он просил прощения не у нее.
* * *
Когда ей пришлось уехать на работу, неохотно оставив его в одиночестве, он вышел из дома, сел в машину и начал медленно кружить по улицам города. Он не мог остановиться. От одной мысли о том, чтобы поехать домой в Рюислип, разговаривать с какими-то равнодушными людьми, ничего не знавшими о том, что произошло, его чуть ли не стошнило. Объяснять что-то кому-то – этого он сейчас не мог бы вынести. Его ум был поглощен открывшейся проблемой с Хилдъярдом; и каким-то образом другая проблема, проблема Джоанны и Айрин, начала все больше занимать его мысли, смешивая разум и чувства в запутанный клубок, и он постепенно пришел к нелогичному ощущению, что не сможет решить их независимо друг от друга.
А что, если он смог бы добиться, чтобы Ронни Бреннер определенно смог опознать Хилдъярда, как того самого человека, который заплатил ему за подбор квартиры, в которой было совершено убийство? Может быть, тогда ему разрешили бы тихо и без шума арестовать Хилдъярда и предъявить ему обвинение в убийстве, даже не упоминая ни слова об организации? Достаточно легко было бы подобрать любой другой мотив убийства, не привлекающий внимания к мафии. Если б только он мог сделать это, возможно, тогда он смог бы уйти от Айрин и жить с Джоанной, и все было бы хорошо.
Надо немедленно поехать к Ронни и официально взять у него показания. И надо тут же увезти его с собой в участок, а там обсудить с коллегами, как получить запись голоса Хилдъярда. Он подъехал к дому на Кэтнор-Роуд, свернул к «Короне и Скипетру» и остановил машину, загнав ее между машинами посетителей. К дому он подошел пешком. На улице было по-прежнему темно и тихо, людей тоже совсем не было видно. Он открыл дверь и быстро и бесшумно прошел по полуосвещенному проходу к комнате Ронни. Не доходя до двери одного-двух шагов, он замер, чутко прислушиваясь, но все было тихо.
И тут он заметил, что дверь в комнату Бреннера чуть приоткрыта, а свет в комнате не горит. Он подошел ближе и разглядел расщепленную и размочаленную древесину в том месте повыше замка, где, по-видимому, ее отжали ломиком-фомкой или другим похожим инструментом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105