Я вон у того, что валяется справа, лукошко маслят прикупить хотел. А этот к себе тянуть начал, верно я говорю, купец?
Толчок носком сапога под ребра вывел валявшегося купчину из небытия, и тот согласно кивнул.
– Держи, любезный, – Иннокентий кинул купцу серебряный рубль, – а сдачу пропейте за мое здоровье.
– Ждоровья у чебя, боярин, на дешятерых хвачит! – простонал сквозь разбитый рот виновник. – Шмилуйся, мошет, отпуштишь?
– Ладно, коровья морда, – и вправду смилостивился Иннокентий, – и запомни на прощание одно: никогда не протягивай рук, а то рискуешь протянуть ноги. Как говорится, в вихре яростных атак не расквась себе пятак.
Пошли дальше, но теперь купцы шарахались от них, как от прокаженных. На Варварском крестце, у Старого государева двора толпились безместные попы. Развлекались игрой в кости, кулачным боем и чем бог пошлет. Отец Михаил при виде такого непотребства смачно сплюнул. Увидав прилично одетых людей, попы заволновались. Один из них, ошалевший от голода и крепыша, выхватил у соседа надкушенный калач и бросился к Ростиславу.
– Боярин, пойдем служить, а то калач закушу! – Страшные воспаленные глаза и борода с копошащимися там насекомыми заставили премьер-министра поначалу отпрянуть. Но поп крепко вцепился в полу кафтана и не отпускал. С воплем «Эх, чем я хуже министра культуры», Каманин огрел наглого священнослужителя своим немалым кулаком.
– Караул, наших бьют! – завопил кто-то из попов. На«высокую комиссию» бросились забияки в рясах.
Но Ревенанты были уже начеку. Только один раз довелось махнуть кулаком Ростиславу, его оттерли беспощадные и хладнокровные телохранители. Дубинки свистели в воздухе, обрушиваясь на спины и ребра заблудших богослужителей, свободные кулаки месили лица и крушили носы и челюсти. В воздухе стоял густой мат и раздавались жалобные стоны.
– Стойте, – завопил отец Михаил, – вы же всех их перебьете! Это ведь наши братья, хоть и дураки. Именем Господа нашего Иисуса Христа я вам приказываю остановиться!
Ревенантам было глубоко начхать на Господа, но вмешался граф Волков. До сих пор он молчал, размышлял о чем-то своем, лишь изредка вступал в разговор с отцом Михаилом.
– Отставить! – рявкнул он командирским басом. – А ну, добры молодцы, покажитесь-ка!
Из тех, кто не успел улизнуть, осталось человек шесть. Охая и причитая, они принялись демонстрировать отцу Михаилу боевые раны и увечья.
– А ну, стоп! – прикрикнул на них Ростислав. – Что за бардак вы тут развели?
– Необязательно было так жестоко, – опустив глаза, сказал помощник патриарха, – святые отцы все же...
– Что? – захохотал Волков. – Это – святые отцы?! А ну, кто мне Пятикнижие перечислит? Название всех пяти основных книг, ну, живо!
По правде говоря, это было единственное, что полковник запомнил из краткого курса по «Закону Божьему» в интерпретации Ростислава. Но отец Михаил неожиданно легко согласился со своим новым другом. В самом деле, ряса еще не превращает человека в рукоположенного священника. Так любой может назвать себя слугой Бога. И лицо его выразило крайнее удивление, когда из шестерых только двое вспомнили про «Бытие», «Второзаконие» и «Числа». Трое вообще не имели никакого представления о «Пятикнижии», а «Левит» и «Исход» остались вовсе преданными забвению.
– Так что же, выходит, вы и не священники вовсе? – недоумевал премьер-министр.
– Что у вас с попами-самозванцами делают? – спросил полковник у отца Михаила.
– Ухи отрубают, – ответил тот.
Вся великолепная шестерка бухнулась на колени. Между прочим, обнаружился и седьмой участник – он отдыхал, получив каманинским кулаком по темечку.
– Пощады! – взмолились безместные и никуда не годные попы. – Отец Михаил, батюшка, не лишай живота. Голодныя мы и убогия, давно позабыли про Пятикнижие и Апокалипсис, нам бы «Отче наш» с «Храни нас, грешных» упомнить!
– Да ну вас! – распсиховался Каманин. – «Отче наш» и я знаю. Выходит, мне можно тоже надевать рясу и отправлять службы! В карантин их, затем поднатаскать в «слове божьем» и на год в капелланы на дальние кордоны.
– Куда-нибудь между Повенцом и Мезенью, – уточнил Волков, – чтобы не жарко, было.
Дошли до Варварских ворот, на которых болтались несколько покойничков с рваными ноздрями. Лишь юго-восточный ветерок донес до премьер-министра специфический запах, издаваемый ими, он немедленно распорядился:
– Снять! Взамен можете повесить очень похожие чучела. Впредь чтобы казненные не болтались свыше двенадцати часов – только эпидемии сибирской язвы нам не хватало! Двенадцати часов вполне достаточно для того, чтобы народ убедился в торжестве справедливости.
Князь Пузатый сказал что-то своему дьяку, тот покорно обмакнул перо в чернильницу и записал очередное ЦУ главного министра. Каманин хмыкнул, глядя на них, а затем хозяйским глазом обвел окрестности.
– Почему на трактирах такие вывески убогие? Точно здесь режут, а не кормят. Вывески обновить, возле ворот поставить будку, куда посадить специального человека. Чтобы прибывшие в столицу, за полушку, скажем, смогли узнавать последние городские новости, где можно переночевать, где чего лучше купить или пропить.
– Зря попов на край света отправили, – вздохнул отец Михаил, – лучше них эту службу никто не справит.
– Попов вернуть, – отменил свое соломоново решение Ростислав, но тут же поправился: – После карантина. Не забудьте, кстати, что за ними присмотр нужен. Отдел инспекции и контроля.
Князь Борислав устал и совсем не поспевал за полетом мысли премьер-министра. Умоляюще взглянул на Иннокентия, тот пояснил:
– Необходимо несколько человек, состоящих на казенном жалованье, для выявления недобросовестно исполняющих свои обязанности чиновников:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111