И Кристоф узнал маленькую скотницу с фермы Лорхен. Он показал на чемодан и спросил:— Это мне?Девочка, не трогаясь с места и напустив, на себя простоватый вид, ответила:— Как знать. Сначала скажите, откуда вы едете.— Из Буйра.— А от кого посылка?— От Лорхен. Да ну же!Девчонка отдала ему чемодан.— Нате!И прибавила:— Я вас сразу узнала.— Так чего же ты дожидалась?— Чтобы вы мне сказали, что это вы.— А Лорхен? — спросил Кристоф. — Почему она не приехала?Девочка молчала. Кристоф сообразил, что она не хочет говорить на людях. Но сперва пришлось снести чемодан в таможню. Когда с осмотром вещей было покончено, Кристоф увел девочку в конец перрона.— Явилась полиция, — рассказывала девчонка, у которой теперь развязался язык. — Только-только вы ушли. Стали врываться в дома, допрашивали всех, арестовали длинного Сами, Христиана и дядюшку Каспара. И еще Меланию и Гертруду, хотя они кричали, что не виноваты; обе стали плакать, а Гертруда исцарапала жандарма. Наши говорили полицейским, что это вы все натворили, а те не слушали.— Как, я? — воскликнул Кристоф.— Ну да, — невозмутимо ответила девочка, — вам ведь от этого вреда не будет, раз вы уехали. И тут полиция стала вас всюду разыскивать. Бросились во все концы.— А Лорхен?— Лорхен не было дома. Она вернулась после, ведь она ходила в город.— Она видела мою маму?— Да. Вот письмо. Лорхен собиралась ехать к вам, но ее тоже арестовали.— Как же тебе удалось?..— А так: Лорхен вернулась в деревню украдкой. Она стала собираться в дорогу. Но на нее донесла Ирмина, сестра Гертруды. Пришли ее арестовать. Она, как завидела жандармов, поднялась в свою комнату и оттуда крикнула, что она сейчас выйдет — одевается, мол. А я — я была на винограднике, за домом; она шепотом кликнула меня в окно: «Лидия! Лидия!» Я и подошла. Она спустила мне ваш чемодан и письмо вашей мамы и объяснила, как вас найти; наказывала отправиться бегом и не попадаться. Я побежала, вот и все.— И она ничего больше не сказала?— Сказала. Велела передать вам вот эту косынку — в знак того, что я от нее.Кристоф узнал белую косынку, вышитую красными горошинками и цветами, и вспомнил, что Лорхен повязала ею голову, расставаясь с ним накануне. Наивный предлог, который Лорхен сочинила, чтобы переслать ему этот дар любви, не вызвал у него, однако, улыбки.— А вот и мой поезд, — сказала девочка. — Мне пора. Прощайте.— Погоди-ка, — ответил Кристоф. — А где ты взяла деньги на дорогу?— Лорхен дала.— Ну хорошо, возьми, — сказал Кристоф, всовывая ей в ладошку немного мелочи.Он удержал за руку убегавшую девочку.— И потом…Он наклонился и поцеловал ее в обе щеки. Она, будто рассердившись, отстранилась от него.— Ну, ну, — сказал Кристоф. — Это я ведь не тебя целую.— О! Я знаю, — лукаво отозвалась девчонка, — это для Лорхен.Но не одну только Лорхен целовал Кристоф, касаясь полных щечек маленькой скотницы: он посылал поцелуй всей Германии.Девочка вырвалась и бегом бросилась к поезду — поезд уже трогался. Она не отходила от окна и махала носовым платком, пока не скрылась из виду. А он не отрывал взгляда от маленькой вестницы, деревенской девочки, которая принесла ему в последний раз аромат его родины и привет от тех, кого он любил.
Когда поезд исчез вдали, Кристоф остался один — на этот раз совершенно один, всем чужой человек на чужой земле. В руках у него было письмо от матери и косынка — залог любви. Он сунул ее за пазуху и хотел распечатать письмо, но пальцы у него дрожали. Что он прочтет? Какую новую муку сулят ему эти строки? И ему уже как бы слышался горький упрек — нет, это выше его сил, он должен вернуться.Наконец Кристоф развернул письмо и прочел: «Мое бедное дитя, не волнуйся обо мне. Я буду благоразумна. Господь наказал меня. Нельзя было думать только о себе, удерживать тебя здесь. Уезжай в Париж. Может быть, все это к лучшему для тебя. А обо мне не думай. Как-нибудь справлюсь. Главное, чтобы ты был счастлив. Целую тебя.Мама.Напиши, как только сможешь».
Кристоф сел на чемодан и заплакал.Кондуктор уже вызывал пассажиров на Париж. Тяжелый поезд, громыхая, приближался к перрону. Кристоф отер слезы, поднялся и прошептал:— Так надо.Он взглянул на горизонт — в ту сторону, где находился Париж. Мрачное небо там было еще мрачнее. Мрак казался бездонным. У Кристофа защемило сердце, но он еще раз повторил:— Так надо.Поднявшись в вагон, он прижался к стеклу и все всматривался в зловещую даль.«Париж, — думал он, — Париж! Приди мне на помощь! Спаси меня! Спаси мои замыслы!»Темная завеса тумана становилась все плотнее. Позади Кристофа, над страной, которую он оставлял, полоска голубого неба, узенькая, как прищуренные глаза — глаза Сабины, грустно улыбнулась ему сквозь тяжелую пелену туч и погасла. Поезд тронулся. Начался дождь. Началась ночь. КНИГА ПЯТАЯ«ЯРМАРКА НА ПЛОЩАДИ» Диалог автора со своей тенью Я. — Да ты не об заклад ли уж побился, Кристоф? Решил поссорить меня с целым светом?Кристоф. — Нечего притворяться удивленным. С первого же мгновенья ты знал, куда я тебя поведу.Я. — Ты критикуешь и критикуешь, нельзя так. Раздражаешь врагов и смущаешь друзей. Разве тебе не известно, что хороший вкус предписывает не замечать непорядков в приличном доме?Кристоф. — Что поделаешь! У меня нет вкуса.Я. — Да, я знаю: ты просто дикарь, то и дело попадаешь впросак. Они объявят тебя врагом всех и вся. Ты ведь уже в Германии прослыл германофобом. Во Франции ты прослывешь франкофобом или — что еще серьезнее — антисемитом. Берегись, не трогай евреев. «Они сделали тебе слишком много добра, чтобы ты имел право говорить о них дурно…»Кристоф. — Почему же мне нельзя высказать все то хорошее и плохое, что я о них думаю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158