А для Кэтрин мир перестал существовать, остались только тени и огонь в камине, глаза Алекса, движения его плоти. О том, что они продолжают качаться в кресле, она догадывалась по тому, что наслаждение накатывало на нее длинными плавными волнами. Она поняла, что больше не выдержит ни секунды: ее тело превратилось в ярко пылающий факел, и более острого и сладкого блаженства она не могла себе представить. Но вскоре выяснилось, что она ошибалась. Выкрикнув ее имя, Алекс еще раз заполнил ее собой, и ее ощущения стали другими. Его стальные руки крепко стиснули ее, его тело затрепетало, с силой сжалось, и все внутри Кэтрин взорвалось блаженством, распространяющим жгучий жар, подобного которому она еще никогда не ощущала. Беззвучно и умоляюще вскрикнув, она запрокинула голову, безвольно опустила руки и отдалась стремительно меняющимся, взвивающимся спиралью ощущениям, доводящим ее до грани безумия. * * * Прошло немало времени, а они все еще лежали неподвижно, в сплетении влажных от пота рук и ног. Внезапно Алекс рассмеялся, и Кэтрин мгновенно пришла в себя.– Хорошо, что я не джентльмен, мадам, иначе сейчас я был бы уже весь седой от потрясения.Она робко улыбнулась и пошевелила пальцами ног, наслаждаясь восхитительной, блаженной усталостью.– Значит, и ваш сын родится светловолосым – он-то наверняка потрясен.– О Господи! – Алекс встрепенулся и перевел взгляд туда, где их тела по-прежнему были соединены. – Тебе больно? Кэтрин, я не подумал...Она развеяла его опасения поцелуем и томным вздохом.– Мне ничуть не больно, милорд. А думать вам и не полагалось – только действовать.Поколебавшись еще мгновение, он расслабился и снова обнял ее.– Бесстыдница – вот кто ты такая. Если у нас родится дочь, будем надеяться, что она вырастет более сдержанной и благоразумной, чем ее мать.– С какой стати? Зачем это тебе понадобилась робкая старая дева, которую поможет выдать замуж только огромное приданое?– Я просто не хотел бы целыми днями гоняться за похотливыми юнцами и выдворять их из дома.Улыбнувшись, Кэтрин стерла кончиком пальца каплю пота с его шеи.– А я хотела бы, чтобы наша дочь знала, что такое удовольствие, – мечтательно произнесла она. – Чтобы она не боялась любить и быть любимой. Но если говорить откровенно, я предпочла бы иметь только сыновей – рослых, черноволосых, дьявольски красивых, как их отец. Таких же гордых, принципиальных, но вместе с тем нежных и любящих...– Ты забыла: еще великодушных и бескорыстных...– И скромных, – подхватила Кэтрин. – Правда, скромности недостает их отцу.– А их матери она вообще чужда.Несколько секунд Кэтрин хмурилась, потом засмеялась и прильнула к его груди.– А где же возражения?– Мне надоело спорить. Я слишком занята размышлениями о том, сумею ли разогнуть ноги.Он наклонил качалку вперед, приподнял Кэтрин и встал. Кэтрин мгновенно обняла ногами его талию и прижалась к нему. Алекс понес ее к кровати, явно сомневаясь в том, что она сможет идти сама. Но на постели Кэтрин тут же развеяла его сомнения, отбросив их вместе со снятой кофточкой.– Настоящая бесстыдница, – снова пробормотал он, укладывая ее на подушку.– У меня есть прекрасный пример для подражания – ты, дорогой, – заявила Кэтрин и потянулась к его губам.– И все-таки я никак не могу припомнить, какое применение я якобы нашел балконным перилам.– Значит, еще найдешь – всему свое время.Снова прижавшись к ее губам, он задумался, хватит ли им времени. Кэтрин отдала ему все, мало того – согласилась рискнуть собственной жизнью, рожая ребенка, что было опасно даже в самых благоприятных условиях. А что дал ей он? Сырость и холод, походные койки, скверную пищу, одинокие дни и длинные ночи, полные невообразимого ужаса.– Что такое? – Кэтрин провела ладонью по щеке Алекса. – Почему ты нахмурился?Он слабо улыбнулся – он-то надеялся, что Кэтрин ничего не заметит.– О тебе. И о моем деде.– Юэне Камероне?– Да. Старый хитрец похвалил бы тебя. Он был бы доволен, узнав, как легко ты укротила меня.– Не укротила, милорд, что вы! Разве что слегка пообтесала. Если бы вы разительно изменились, с кем мне было бы спорить? Кто следил бы за моим поведением, заботился, чтобы я поступала, как подобает... замужней даме?Последние два слова она красноречиво подчеркнула движениями гибкого тела и внутренних мышц, и Алекс только подивился ее выносливости... и собственной силе.– Ты хочешь сказать, без мудрого наставника ты могла бы повести себя... неподобающим образом?– Ничего подобного я не говорила. Но поверьте мне, сэр: мое прежнее поведение покажется поистине ангельским по сравнению с тем, каким оно станет, если в предстоящую неделю вам придет в голову рисковать или, Боже упаси, задержаться в пути, не поспешив обратно сразу после того, как вражеские солдаты будут изгнаны из форта. Надеюсь, вы пообещаете мне нигде не задерживаться, Александер Камерон. Дадите слово чести.– А оно избавит тебя от беспокойства?– Нет, – ответила Кэтрин, немного поразмыслив. – Но мне станет немного легче.– Отлично. – Он мягко высвободился и поднялся с кровати. Его килт и пояс валялись на полу у камина. Он перебрал свои вещи и вскоре вернулся к Кэтрин. В руках Алекс держал маленький шотландский кинжал с рукояткой эбенового дерева – Алекс носил его на поясе. – У нас в стране есть замечательный обычай, связанный с клятвами. Когда мужчина дает слово чести, он должен поцеловать лезвие оружия – того самого, которое будет вправе лишить его жизни, если он нарушит слово.Алекс прижался к лезвию кинжала губами, а потом поцеловал Кэтрин, оставив на ее губах слабый привкус холодной стали.– Даю тебе слово, Кэтрин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144