— Они приветствуют нас, — сказала я дофину. — Мы им нравимся.
— Нет, — возразил он. — Они приветствуют тебя.
Меня охватила радость, поскольку мне ничто так не нравилось, как восхищение мною. Я ответила на него — сидела выпрямившись, с улыбкой на лице, слегка наклонив голову, а они кричали, что я прелестна, как на картине.
— Да здравствует наша дофина! — кричали они.
Граф Прованский и Мария Жозефина выглядели унылыми и не могли скрыть своей зависти, а я ослепительно улыбалась, вызывая все новые возгласы радости.
По мере приближения к городу я едва могла усидеть на месте — так велико было мое возбуждение. Масса лиц смотрела на меня, в мою карету летели цветы, повсюду развевались флаги и раздавались дружественные приветствия.
У городских ворот маршал де Бриссак, губернатор Парижа, ждал меня с серебряным блюдом, на котором лежали ключи от города. Под одобрительный гул толпы он вручил их мне. Затем от Дома Инвалидов ударили пушки, за которыми последовали выстрелы от ратуши и Бастилии.
О, это было восхитительное зрелище! Все эти люди собрались, чтобы приветствовать меня в своем городе.
До меня доносились отдельные замечания:
— О, разве она не прелестна! Какая милая крошка! И грациозная, и прекрасная!
Милые люди! Как я любила их! От переполнявших меня чувств я посылала им воздушные поцелуи. В ответ раздавались восторженные крики.
Все маркитантки, одетые в самые лучшие платья из черного шелка, вышли на улицу, чтобы приветствовать меня. Они кричали, что рады видеть меня в своем городе. Меня поразил собственнический настрой всех этих людей. Этот город принадлежал им, а не королю. Если у короля нет любви к Парижу — ладно, Париж может обойтись без него. Париж принадлежал торговцам, маркитанткам, лавочникам, подмастерьям.
Таково было общее впечатление, полученное мною в тот день. Это был их город, и они приветствовали меня в нем, поскольку я была молодая и симпатичная и показала им, что хочу, чтобы они меня любили. Я влюбилась в Париж и поэтому Париж полюбил меня.
Какой это был кортеж! Нас сопровождали личные телохранители короля, а за нашим экипажем следовали еще три кареты с сопровождающими.
После вручения мне ключей мы въехали в город и направились к собору Нотр-Дам, где присутствовали на мессе. Затем проследовали в направлении академии Людовика Великого, где в аббатстве Святой Женевьевы нас ждал аббат со своей паствой.
Выслушав его приветствия, поехали дальше; под триумфальными арками мы проезжали через весь Париж, чтобы все собравшиеся могли хотя бы мельком увидеть меня.
Это было одним из самых захватывающих событий в моей жизни. Я была, по-настоящему счастлива. У меня было восхитительное ощущение, что все идет так, как мне мечталось. Наконец мы подъехали к Тюильри, где нам предстояло отобедать. Здесь в парке собралась такая большая толпа народа, какую мне никогда не приходилось видеть. Не успели мы войти в здание дворца, как люди стали громко вызывать нас.
Монсеньер де Бриссак сказал:
— Они не успокоятся, пока вы не покажетесь им.
— Тогда, — ответила я, — мы удовлетворим их желание, поскольку я не могу разочаровывать народ Парижа.
Мы вышли на балкон, и когда толпа в парке увидела меня, раздались громкие приветствия, люди желали мне долгих лет жизни, а я улыбалась и кланялась им и была очень счастлива.
— Она достойна восхищения! — кричали люди. — Она прекрасна! Господи, благослови нашу прекрасную маленькую дофину!
Я была так счастлива! Страдая от многочисленных критических замечаний со стороны ма тушки и Мерси, я соскучилась по похвалам, и вот они обрушились на меня в таких огромных дозах!
— О, милые, милые люди! — плакала я. — Как я люблю их.
— Боже мой, какие толпы! Сколько их там! Монсеньер де Бриссак, стоявший возле меня, улыбнулся, а затем с поклоном сказал:
— Мадам, надеюсь монсеньер дофин не обидится, но там, внизу, находятся двести тысяч человек, которые влюблены в вас.
— Это восхитительно, — заверила я его, — со мной такого еще никогда не бывало.
Париж принял меня всем сердцем, а я отдала свое Парижу.
Я вернулась в Версаль как во сне. В моих ушах все еще звучали приветствия и похвалы.
Король пришел узнать, каким было мое путешествие, и мне было страшно рассказывать ему об оказанной мне чести из-за опасения доставить ему огорчение, поскольку понимала, как он может воспринять известие о моей восторженной встрече. Люди, кричавшие приветствия в мой адрес и в адрес моего мужа, не стали бы таким же образом приветствовать короля. Они ненавидели его и ждали его смерти. Людовик, бывший когда-то «Всеми любимым», превратился в Людовика «Всем ненавистного». Как это ни было печально для него, однако это, по-видимому, его не расстраивало. Он взял мои руки и поцеловал их.
— Я слышал, что тебя встретили с триумфом, — сказал он.
— Ваше Величество довольны?
— Я бы отрекся от своих подданных, не прояви они хорошего вкуса и не вырази тебе своего восхищения.
О, эти французы! Как умело они прячут свой холодный цинизм в красивых словах!
В приподнятом настроении, вызванном пережитым триумфом, я засела за письмо к матушке:
«Дорогая матушка, невозможно описать, какое восхищение и любовь народ проявил к нам… Как мы счастливы, что нам так легко удалось завоевать его дружеское расположение. Я знаю, что такое расположение очень ценно. Я глубоко это сознаю и никогда не забуду».
Я наслаждалась, составляя это письмо. Теперь она будет знать, что я не неудачница. Мерси может многое не нравиться из того, что я делаю, но народ Парижа отнесся ко мне однозначно и не оставил никаких сомнений в своем дружелюбии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87