Мы должны дождаться разрешения посетить его.
— Этикет! — прошептала я. — Наш любимый дедушка болеет, а мы должны ждать, соблюдая этикет.
— Ла Мартиньер наблюдает за ним, — сказал мне Луи.
Я кивнула. Ла Мартиньер был главным врачом короля.
— Нам ничего не остается, как только ждать, — сказал муж.
— Ты очень встревожен, Луи.
— У меня чувство, что на меня словно свалился весь мир, — ответил он.
Ла Мартиньер после осмотра короля, несмотря на возражения мадам Дюбарри, со всей серьезностью настоял, чтобы он был перевезен обратно в Версаль. Это само по себе было знаменательным, и мы все поняли это. Если заболевание короля было бы легким, ему разрешили бы остаться в Трианоне до выздоровления. Однако нет, его необходимо вернуть в Версаль, поскольку этикет требует, чтобы короли Франции умирали в своих государственных опочивальнях в Версале.
Его провезли короткое расстояние до дворца, и я видела из окна, как он появился из своей кареты. Король был закутан в плотную мантию и был просто неузнаваем — весь дрожал, а лицо его было покрыто нездоровым румянцем.
Мадам Аделаида поспешила к карете и пошла рядом с ним, отдавая распоряжения. Ему предстояло переждать какое-то время в ее покоях, пока подготовят его спальню — распоряжение Ла Мартиньера о возвращении в Версаль было настолько срочным и неожиданным, что она еще не была подготовлена.
Когда король оказался в своей комнате, мы все собрались там, и мне с трудом удавалось удержаться от того, чтобы не разрыдаться. Было прискорбно видеть его странный взгляд, а когда я поцеловала ему руку, он даже не улыбнулся и, казалось, не обратил на меня никакого внимания. Создавалось впечатление, что в спальне лежит другой, незнакомый человек. Я знала, что он не является праведником, тем не менее, я по-своему любила его.
Он никого из нас не хотел видеть, и только когда мадам Дюбарри появилась у его кровати, он немного стал походить на себя. Она сказала:
— Ты хочешь, чтобы я осталась, Франция? — это звучало очень неуважительно, но он улыбнулся и кивнул, поэтому мы оставили ее с ним.
Тот день прошел как во сне. Все валилось из рук. Луи находился рядом со мной. Он сказал, что лучше нам быть вместе. Я испытывала тревогу, а он по-прежнему выглядел человеком, ожидающим, что на него вот-вот свалится весь мир.
Пять хирургов, шесть врачей и три аптекаря лечили короля. Они обсуждали причину его недомогания, а также, сколько вен следует вскрыть — одну или две. Эти новости облетели Париж: король болен, его перевезли из Трианона в Версаль. Принимая во внимание жизнь, которую он вел, его организм действительно должен был износиться.
Все это время мы с Людовиком ждали, когда нас позовут. Казалось, что он боится покинуть меня. Я безмолвно молилась о том, чтобы наш дорогой дедушка поскорее поправился. Я знала, что и Людовик молится об этом. В Ой-де-Беф, этой большой прихожей, которая отделяла спальню короля от приемного зала и была названа так потому, что ее окна напоминали глаза быка, собирались толпы людей. Я надеялась, что король не знает об этом, — ведь они определенно ждали его смерти.
Среди окружавших нас людей чувствовалась едва различимая перемена в отношении ко мне и моему мужу. К нам обращались более осмотрительно и с большим почтением. Мне хотелось закричать:
— Не относитесь к нам по-другому, ведь король еще не умер!
Из комнаты больного поступали новые сведения. Королю поставили банки, но это не принесло ему избавления от болей.
Внушающие страх ожидания продолжались и на следующий день. Мадам Дюбарри все еще продолжала ухаживать за королем, однако за мужем и за мной пока не посылали. Тетушки решили, что они спасут отца и поэтому совершенно не собирались позволить ему оставаться на попечении» этой блудницы «. Аделаида привела их в комнату, где находился больной, несмотря на протесты врачей.
То, что они увидели, войдя в спальню короля, было настолько драматичным, что вскоре об этом заговорил весь двор. Аделаида военным шагом направилась к постели; в нескольких шагах за ней следовали сестры. В это время один из врачей держал перед губами короля стакан с водой; на его лице было выражение испуга:
— Поднесите ближе свечи. Король не видит стакан.
Потом те, кто стоял вокруг кровати, поняли, что напугало врача — лицо больного было покрыто красными пятнами.
У короля была оспа. Все вздохнули с облегчением, поскольку теперь по крайней мере каждый знал, чем болен король, и можно было применить необходимое лекарство. Однако когда Бордо, врач, которого привела мадам Дюбарри и в которого она очень верила, услышал, как все радуются, он цинично заметил, что это происходит, возможно, потому, что от короля надеются получить кое-что в наследство.
— Оспа, — добавил он, — для мужчины в возрасте шестидесяти четырех лет с таким организмом, как у короля, представляет собой очень опасную болезнь.
Тетушкам сказали, что они должны покинуть спальню больного немедленно, однако Аделаида, выпрямившись во весь рост, спросила у доктора с королевским достоинством:
— Вы берете на себя смелость приказать мне уйти из спальни моего отца? Будьте осторожнее, чтобы я не уволила вас. Мы останемся здесь. Мой отец нуждается в сиделках, а кто, как не его собственные дочери, должен присматривать за ним?
Никто не осмелился насильно увести их, и они остались, фактически разделяя с мадам Дюбарри заботу о нем, хотя и умудрялись не присутствовать в спальне, когда она была там. Я не могла не восхищаться ими. Они трудились, чтобы спасти жизнь короля, подвергаясь ужасной опасности с преданностью сиделок. Я никогда не забуду храбрости моей тетушки Аделаиды, проявленной в то время, — конечно, и тетушек Виктории и Софи тоже, однако они лишь подчинялись своей сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87