Жужанна скомкала сырой листок, бросила на пол.
– Это же голос авантюриста, политического бандита Йожефа Дудаша! – гневно проговорила она.
Киш поднял газету, бережно ее разгладил, укоризненно посмотрел на Жужанну, внушительно сказал:
– Это голос председателя Национального революционного комитета. Голос вождя вооруженных венгров. Голос Йожефа Дудаша, имеющего штаб-квартиру в здании бывшего центрального органа коммунистов! Если не верите Йожефу Дудашу, послушайте, что говорит Имре Надь. Вот коммюнике: «В 6 часов вечера начались переговоры между председателем Совета Министров и председателем вооруженных сил восставших борцов за свободу, членами Национального революционного комитета, а также представителями революционной интеллигенции и студенчества. На основе предложения председателя Национального революционного комитета Йожефа Дудаша от имени вооруженных повстанцев – борцов за свободу – переговоры ведутся в благоприятной атмосфере, и проекты повстанцев председатель Совета Министров Имре Надь представит правительству». – Ласло Киш аккуратно сложил газетный оттиск, спрятал в карман. – Исторический документ! Официальный. Имеющий силу правительственного указа. И вы, мадам… Ковач или как там вас, обязаны его уважать. Если будете кочевряжиться, заставим вас уважать революцию. Ясна ситуация?
Дьюла Хорват вступился наконец за сестру:
– Кому угрожаешь, Ласло?! Перестань!
– Не угрожаю. Призываю быть реалистами, понять и почувствовать, кто хозяин положения.
Ласло Киш говорил сдержанно, с торжествующей снисходительной усмешкой. Он слишком силен, слишком уверен в себе, чтобы нервничать, злиться. И, кроме того, он надеялся, что его друг, так много сделавший для него, пойдет за ним до конца, завершит дело, начатое 23 октября.
Жужанна внутренне кипела, ей хотелось броситься на Киша, выцарапать ему глаза, но она спокойно стояла против него и презрительно улыбалась.
– Господин радиотехник, вы когда последний раз заглядывали в зеркало?
Дьюла взял сестру под руку:
– Жужа, не надо. Пойдем!
– Оставьте ее, профессор! Она бросает вызов революции. Что ж, я принимаю его. Итак…
– Я спрашиваю, давно вы заглядывали в зеркало? Посмотрите! Это вам необходимо, – сказала Жужанна.
– Благодарю, мадам. Я без зеркала вижу свое отражение. В ваших глазах.
– Разве вы хоть немного похожи на революционера?
– Дьюла, тебе не кажется, что я очень терпелив с твоей сестрой?
Стефан, начальник штаба, поспешил на помощь своему атаману.
– Байтарш, революция имеет право наказывать всякого, кто покушается на нее…
– Отойди! Тебя позовут, когда понадобишься. Профессор, я жду ответа!
Дьюла молчал. Он смотрел на затоптанный паркетный пол и теребил концы мятого грязного галстука.
– Я отвечу за брата! – произнесла Жужанна. – Вы не трогаете меня, моего отца и профессора, члена правления клуба Петефи, по одной простой причине: вам пока нужна ширма.
– А вы не боитесь, что терпение мое вот-вот лопнет?
– После того что я видела утром на площади Героев, ничего не боюсь. Кстати, там было много похожих на вас.
– Да, я был там. – Ласло Киш вскинул свою аккуратную кукольную голову. – И горжусь этим. Я буду всюду, где потребуется возмездие. На площади Рузвельта, в кабинетах министерства внутренних дел. В здании вашего ЦК. В парламенте. Это я свалил ваш памятник. Все разрушил, а сапожищи приказал оставить. Божественное зрелище: бронзовые сапоги на пьедестале.
– Да, я знаю. Вы и Национальный музей сожгли.
И глаза убитым советским солдатам выкалывали. И манекены витрин наряжали в окровавленное обмундирование русских бойцов. Много вы сделали, но еще больше хотите сделать… Пойдем, Дьюла! – Жужанна взяла брата под руку и ушла.
Впервые с 23 октября они идут рядом. Но думают они еще по-разному и страдают не одинаково.
– Что же это такое? Куда мы с тобой попали? Чего добились? – Сухими, воспаленными глазами Жужанна смотрит на брата и не видит его, не ждет ответа. Она знает, что случилось, знает, куда попала и чего добилась.
– Поспала бы ты, Жужа. Семь дней и ночей без сна!
Она не слышит его. Арпад Ковач перед ее глазами, ему она открывает душу.
– Сколько слов произнесено, сколько крови пролито, сколько разрушено, сожжено, потеряно! А что нашли? Бешеного карлика Киша, венгерского Тьера. Не хочется жить!
– Не отчаивайся, Жужа. Не весь свет, что в окне. Революция останется революцией, несмотря на фокусы «независимой Венгрии» и ее подручных.
– Ты все еще во хмелю. Даже теперь. Протрезвись, Дьюла!
Она задыхается, слова жгут ее.

Магнитофон все еще работает, фиксирует «капитуляцию русских». Люди Киша толпятся у окна «Колизея».
Смотрят и не могут нарадоваться. Но есть среди них и такие, кто равнодушен к этому мировому событию.
В укромном уголке «Колизея», за большим камином, в нише, где раньше стоял рояль, уединились за бутылкой рома два немолодых «гвардейца» – Иштван и Ференц. Оба наголо острижены, разукрашены татуировкой. И лица у обоих стеариновые.
Пьют, едят, курят и осторожно, умно и хитро, как им кажется, прощупывают друг друга.
Ференц смотрит в донышко бутылки, из которой его напарник сосет ром, и смеется.
– Байтарш, поменьше хлещи, а то лопнешь. Ишь как растолстел!
Ференц хотел похлопать друга по животу, но тот ловко перехватил его бесцеремонные руки.
– Вино не виновато в моей прибавке. Вольная жизнь помогла. Революция. Организм наверстывает все, что потерял в тюремной душегубке. Разумеешь?
– Килограммов на десять поправился?
– Не взвешивался, не знаю.
Ференц не сводит завистливого взгляда с живота Иштвана, обтянутого кожаной курткой, почитаемой всеми ямпецами Будапешта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105