Примирятся ли они на высоком идеале общего блага? От этого зависит все будущее России…»
Не услышал ли ты, читатель, нечто подобное 74 года спустя на другом парламентском форуме в Кремле?
Очень ценны и нетривиальны наблюдения французского посла о Григории Распутине и «распутинщине» при царском дворе, задолго до революции 1917 года морально дискредитировавших царицу и царя в глазах не только либерального, но и монархического и церковного общественного мнения.
Огромная литература о «распутинщине», потоком хлынувшая на российский книжный рынок с февраля по октябрь 1917 года См. Николай Романов и Сухомлинов (факты и документы). – М., 1917; Аскольдов Н. Правда о Николае Романове. – М., 1917; Каратыгин В. Про царя и про царицу и про честную вдовицу (политическая сказка в стихах). – М., 1917; Царские амуры. Тайные похождения Алисы. Ника, Милуша и Гриша – Пг., 1917; Томский О. Сказка о Гришке Распутном, глупых министрах и дворе Высочайшем. – Пг., 1917; Любовные похождения Николая Романова. – М., 1917 и др.

и оказавшая, очевидно, определяющее воздействие на режиссерский замысел известного кинематографиста Элема Климова в его фильме «Агония», не стоит тех аналитических страниц М. Палеолога, где он сжато и объективно обрисовал феномен «распутинщины». М. Палеолог устанавливает самую главную – житейскую – причину неожиданного вознесения на «царский Олимп» мужика, которого сам посол характеризует как безграмотного мужлана, пьяницу, прелюбодея и шарлатана.
Известно, что единственный наследник императорской фамилии по мужской линии – царевич Алексей – страдал страшной и неизлечимой болезнью крови – гемофилией. Все медицинские светила России и мира оказались бессильны помочь мальчику.
Судя по всему, мужик из далекого тобольского села обладал даром гипноза-внушения. Ребенок, которому не помогали никакие врачи и лекарства, спокойно засыпал, когда его руку держал «старец Григорий». Более того, хотя тогда не было ни радио, ни телевидения, «старец» умел «заговаривать кровь» и сбивать высокую температуру людям, находившимся на огромном расстоянии, как он это сделал с наследником в 1913 году. Какая мать устоит перед таким знахарем? Палеолог, понимая это, пишет: «Что если ребенок умрет! Мать не имела больше покоя ни одного дня: это были постоянные нервные припадки, судороги, обмороки. Император, который любит свою жену и обожает сына, вел самую тягостную жизнь…»
Французского посла мало интересовали гипнотические способности «старца» и еще менее – коллективные эротические «литургии» с дамами из высшего света. В этом случае, пишет Палеолог, «он был бы для меня только более или менее любопытным объектом изучения психологического… или физиологического. Но силою вещей этот невежественный крестьянин стал политическим орудием. Вокруг него сгруппировалась целая клиентура из влиятельных лиц, которые связали свою судьбу с ним».
Посол не расшифровывает, что это за «сила вещей». Но мы сегодня сами являемся свидетелями того, как миллионы телезрителей сидели с банками водопроводной воды в ожидании, когда она по мановению телезнахаря станет «целебной», и можем поняты основа «распутинщины» – в иррациональности коллективной психологии и «верхов», и «низов», и тогда, и сегодня верящих в чудеса, в таинственное исцеление, в силу шамана.
Кто же вывел безвестного конокрада из сибирской глухомани «в люди»? М. Палеолог называет высших иерархов Русской православной церкви и Святейшего синода – духовника Александра III отца Иоанна Кронштадтского, настоятеля Александро-Невской лавры. Именно в лавре принял Распутина в 1904 году этот церковный иерарх, и с его «благословения» начинается слава конокрада как «исцелителя души и тела».
Кто же непосредственно представил «исцелителя» царице и царю в 1907 году? Посол сообщает и имя этой ключевой личности – архиепископ Феофан, ректор Санкт-Петербургской духовной академии, член Святейшего синода.
Впрочем, М. Палеолога вся эта «кухня» возвышения «старца» мало интересовала. Главная его забота была в другом – как бы среди домогающихся у Распутина благорасположения не оказались агенты Германии, искавшей сепаратного мира с Россией.
Поэтому и сам посол не брезговал встречей со «старцем» (например, 24 февраля 1915 г., о чем он откровенно написал в своих мемуарах). Главное, что установил Палеолог, – Распутин пока не германский шпион, более того, он желает Антанте победы. Но вот и совершенно новая струя, о чем «старец» прямо говорит послу: русский народ устал, он не хочет больше войны, «когда народ слишком страдает, он доходит иногда до того, что говорит о республике».
Таким образом, через полгода после начала войны первые слова о мире французский посол услышал… из уст Григория Распутина. Затем он их будет слышать постоянно – в аристократических салонах, в апартаментах либеральной петербургской профессуры, в фойе театров, пока, наконец, и его друг художник А. Н. Бенуа через месяц после Февральской революции не скажет ему с горечью: «Как ни тяжело для меня это признание, я думаю… что война не может дольше продолжаться. Надо возможно скорее заключить мир».
Конечно, посол Палеолог хорошо понимал, что никто из Парижа не уполномочит его вести в Петрограде переговоры с Временным правительством об условиях будущего мира с Германией. Наоборот, как официальное лицо он всячески поддерживал «партию войны» в этом правительстве, возглавлявшуюся министром иностранных дел П. Н. Милюковым.
Но, будучи умным политиком и серьезным наблюдателем, Палеолог уже хорошо понял задолго до Февраля, что Россия воевать не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81