Сухомлинова и назначил ему заместителем члена Государственного Совета, генерала Алексея Андреевича Поливанова.
Генерал Сухомлинов несет тяжелую ответственность. Его роль в деле недостатка снарядов была столько же зловеща, как и таинственна. 28 сентября минувшего года, отвечая на мой вопрос, поставленный ему оффициально от имени генерала Жоффра, он заверил меня письменно, что принял все меры, дабы обеспечить русскую армию полным количеством снарядов, какое требуется для долгой войны. Неделю назад я говорил об этой бумаге Сазонову, который попросил меня передать ее ему, чтобы показать императору; император был поражен. Не только не было принято никаких мер для того, чтобы удовлетворить все возрастающим потребностям русской артиллерии, – но с тех пор генерал Сухомлинов предательским образом старался проваливать нововведения, которые ему предлагались для развития производства снарядов. Поведение странное, загадочное, объяснения которому нужно искать, может быть, в жестокой ненависти, которую военный министр питает к великому князю Николаю Николаевичу: Сухомлинов не может ему простить назначения его верховным главнокомандующим, тогда как он наверняка рассчитывал получить эту должность.
Генерал Поливанов – человек образованный, деятельный и работоспособный; он обладает духом организации и командования. Кроме того, ему приписывают либеральные убеждения, вызывающие сочувствие к нему со стороны Государственной Думы.

Понедельник, 28 июня.

Сазонов, вернувшийся из ставки, привез оттуда хорошие впечатления, по крайней мере, что касается состояния духа верховного командования.
– Русская армия, – говорит он мне, – будет продолжать свое отступление как можно медленнее, пользуясь каждым случаем, чтобы производить контр-атаки и тревожить противника. Если великий князь Николай Николаевич заметит, что немцы уводят часть своих сил для переброски их на западный фронт, он тотчас перейдет опять в наступление. Принятый им оперативный план позволяет ему надеяться, что наши войска смогут удержаться в Варшаве еще месяца два. Вообще, я нашел состояние духа в штабе верховного главнокомандующего превосходным…
Что касается вопросов политики, то он заявил мне, что император торжественным рескриптом обратится с призывом ко всем силам страны, тот же рескрипт объявит о скором созыве Государственной Думы.
Был рассмотрен также и польский вопрос. Император повелел учредить комиссию, в составе шести членов русских и шести поляков, под председательством Горемыкина, для установления основ автономии, обещанной Царству манифестом 16 августа 1914 г. Министр юстиции Щегловитов и обер-прокурор св. синода Саблер умоляли, заклинали императора отказаться от этой мысли, указывая ему, что автономия какой-либо части империи несовместима со священнейшими основами самодержавного правления. Их настойчивость не только не убедила императора, но и не понравилась ему. Говорят даже, что они будут освобождены от своих обязанностей.

Среда, 30 июня.

Сегодня в газетах напечатан высочайший рескрипт на имя председателя Совета министров, помеченный 27 июня:
«Со всех концов родной земли доходят до меня обращения, свидетельствующие о горячем стремлении русских людей приложить свои силы к делу снабжения армии. В этом единодушии народном я черпаю непоколебимую уверенность в светлом будущем.
Затянувшаяся война требует все нового напряжения. Но в одолении возрастающих трудностей и в неизбежных превратностях военного счастья крепнет и закаляется в наших сердцах решимость вести борьбу до полного, с Божией помощью, торжества русского оружия. Враг должен быть сломлен. До того не может быть мира.
С твердой верой в неиссякаемые силы России я ожидаю от правительственных и общественных учреждений, от русской промышленности и от всех верных сынов родины, без различия взглядов и положений, сплоченной, дружной работы для нужд нашей доблестной армии. На этой, единой отныне, всенародной, задаче должны быть сосредоточены все помыслы объединенной и неодолимой в своем единстве России»…
Рескрипт объявляет, наконец, о скором созыве Государственного Совета и Государственной Думы.
Высочайший рескрипт, распубликованный три дня назад, волнует умы. Со всех сторон требуют немедленного созыва Думы; требуют даже установления ответственности министров перед законодательными учреждениями, что явилось бы ничем иным, как концом самодержавия.
Наблюдается возбуждение среди рабочих. Один из моих осведомителей, Б., сообщает мне об усилении социалистической пропаганды в казармах особенно в гвардейских. Павловский и Волынский полки, будто бы, уже довольно сильно заражены.

Понедельник, 12 июля.

Согласно получаемым мною сведениям, москвичи в высшей степени возмущены поведением петроградского общества и придворных кругов; они обвиняют их в потере всякого национального чувства, в желании поражения, в подготовке к измене.
Поединок, который, вот уже скоро два столетия идет между метрополией православного славянства и искусственной столицей Петра Великого, никогда, быть может, не был оживленнее, даже в героические времена борьбы западничества и славянофильства…

Воскресенье, 18 июля.

Вот уже три дня, как опасное положение русских армий значительно ухудшилось: они должны уже не только бороться против неудержимого натиска австро-германцев между Бугом и Вислой, но и выдерживать двойное наступление, начатое противником на севере, на фронте Нарева и в Курляндии.
В районе Нарева германцы овладели позициями у Млавы, где захватили 17000 пленных;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81