Увидев гостей, Роучек немного подвинулся и указал нам место возле себя:
– Садись, садись, Людвик. Наконец-то ты к нам пожаловал! Пришел поговорить?
Пан Людвик смахнул носовым платком пыль с лавки, расстегнул праздничный пиджак – всё-таки солнце припекало довольно сильно – и сел.
– Я, собственно, за паклей. Мне надо для лодки.
Перевозчик ухватил меня за майку и притянул к себе:
– Ну, а ты что скажешь, рыболов? Чем кончилось твое знакомство с нашей Бероункой?
Он хлебнул из жбана и рассмеялся, будто вспомнил что-то веселое.
– Наш Руда тоже отменный рыболов! Вчера вечером является в чешуе по самые уши, рыбой от него несет за версту. Я говорю ему: «Ты что, руками ловил?»
Внезапно пан Роучек перестал смеяться и задумчиво погладил колено.
– Не могу понять этого мальчишку! Представь себе, Людвик, что после моих слов Рудольф вдруг разревелся!
– А ты что? – спросил пан Людвик.
– Что я? – развел руками перевозчик. – Посмотрел, посмотрел, да и погнал его в постель.
Пан Роучек снова принялся за еду. Выел из хлеба серединку и коркой подцепил яичницу со сковородки. Переворачивая кусок во рту, он бубнил:
– Прямо в горло не лезет! А ведь все этот противный мальчишка! Жена ему целое утро готовила – вчера-то он не ужинал, – а он даже не прикоснулся. Вот я и доедаю.
Он отодвинул сковородку и поднялся с лавки.
– Так, значит, тебе нужна пакля, да?
Он посмотрел на берег, не ждет ли его кто-нибудь у перевоза, и направился к сараю около дома. Пан Людвик подождал, пока перевозчик отойдет подальше, и кивнул мне, указывая на дверь дома:
– Ну-ка, Тоник, сбегай к Руде!
А перевозчик уже кричал из сарая:
– Эй, Людвик, тебе какой кусок – побольше или поменьше? Иди сюда.
Я стоял на пороге дома, не решаясь зайти внутрь – вдруг я застану Руду плачущим. Что мне делать тогда? А главное, что тогда делать Руде? Он всю жизнь боялся бы, что я выдам его ребятам из нашего класса. Но почему он плакал? Я вообразил себя на месте Руды и стал его передразнивать, фыркнул носом:
– «Ладно! Пусть никто со мной не дружит! Мне и одному неплохо, ясно?»
Затем я прищурился:
– «И пусть меня все оставят в покое! Все! И петипасские мальчишки, и та девчонка с косичками и Тонда Гоудек тоже!» – Покачался на носках. – «Я ведь не кто-нибудь, я Руда Драбек!» – И тут я понял, как скверно себя чувствуешь, когда все от тебя отвернулись… Теперь ясно, отчего разревелся Руда Драбек. Но что теперь делать мне? Так и не разговаривать с ним до самой смерти?
Не успел я ответить на этот вопрос, как в дверях сарая показался пан Людвик. Я вбежал в дом.
Руда жил в дальней комнате, Туда надо было идти через кухню. В кухне никого не было. Из горшка на плите шел пар. Двери в комнату Руды были открыты. Посредине комнаты стоял стол, за ним неподвижно сидел Руда и смотрел через окно в сад. Стул был повернут спинкой к дверям. Я постучал пальцем по сковородке, что висела около плиты, но он даже не шелохнулся. Я не решался подойти к нему. В этот момент Руда произнес:
– Лещ – двадцать пять. А потом:
– Линь – двадцать пять.
Он глубоко вздохнул, пригладил волосы и снова забормотал:
– Карп – тридцать пять. Карп – тридцать пять!
Потом откинулся на стуле и посмотрел в потолок, будто что-то припоминая.
– Форель озерная… форель озерная – сорок пять сантиметров…
Невольно у меня вырвалось:
– Это уж совсем ни к чему! Озерную форель в Бероунке не поймаешь!
Руда так и подскочил. Потом быстро спрятал в ящик какую-то бумагу и задвинул его.
– Чего тебе?
– Ничего.
– Тогда отправляйся отсюда!
Он встал из-за стола, подошел к окну и начал насвистывать.
Я стоял в дверях и страшно злился на себя. Зачем только я пошел к нему? Ещё подумает, что я за ним бегаю!
Руда перестал свистеть, сел на окно и заболтал ногами. Потом прислонился затылком к стене, подставил лицо солнцу и закрыл глаза.
В комнате было прохладно, но я прямо вспотел от злости. Руда не обращал на меня никакого внимания. Глаза у него были закрыты, он загорал. Я уже хотел пойти спросить пана Роучека – может, ему показалось вчера вечером, что Руда плакал, но в этот миг Руда открыл глаза и препротивнейшим голосом спросил:
– Ты ещё здесь? Чего тебе, собственно, от меня нужно?
Ох, как мне хотелось выскочить из этого дома и хлопнуть дверью! Но вдруг я придумал:
– Ничего мне от тебя не нужно. Это ты хотел мне что-то сказать.
– Я? – удивился Руда.
– Да, ты! Помнишь, вчера у реки ты собирался о чем-то мне рассказать.
Руда быстро заморгал глазами и забормотал:
– Не может быть! Это тебе показалось.
– Ничего мне не показалось! Будешь говорить или нет?
– Не буду! Я бы сказал тебе одну вещь, если б ты… в общем, не скажу!
– Ладно, тогда скажу я. Вчера вечером ты ревел, потому что с тобой никто не водится.
В эту минуту в саду послышалось тявканье, и в окне показался нос Пецки. Он посмотрел на Руду и тихонько заворчал. Около Пецки стояла Анча.
Меня так и кольнуло: вдруг Анча подумает, что я бегаю за Рудой?
– Мы с паном Людвиком пришли за паклей, – быстро сказал я.
Анча тоже не хотела показать, что она пришла за Рудой. Взяв Пецку на руки, она потрепала его за ухо.
– А у меня удрал Пецка. Бегает сюда ворчать на Роучекову кошку.
Она опустила Пецку на траву, перегнулась через окно и внимательно посмотрела на нас:
– Опять что-нибудь натворили? Почему у вас такой вид?
– Да это просто так, – заморгал Руда.
Анча строго поглядела на него:
– Жалко, что мне нельзя с тобой разговаривать! Ведь ты опять врешь!
Руда махнул рукой и поплелся на кухню. Но, прежде чем закрыть за собой двери, он тихо попросил меня:
– Тонда, если ты мне хоть немного друг, то помолчи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43