У самого конца мельничной стены я оглянулся. Странное дело! Сзади никого не было. Тогда я спрятался за углом мельницы и стал подкарауливать Лойзу. Но он как сквозь землю провалился.
Я побрел домой, но у трех каштанов меня ждал сюрприз. Из-за деревьев выскочил Лойза и стал у меня на пути:
– А вот и я!
Я так и ахнул. Как это мог он попасть от мельницы к липам, а я и не заметил? Он насмешливо поклонился мне и снова исчез за деревьями.
Вплоть до нашей улицы я шел, оглядываясь по сторонам, – высматривал Лойзу. Я обегал каждое дерево и кричал:
– Вижу, вижу!
Но Лойзы нигде не было видно. Я подошел к железной калитке, что вела в наш сад. Хотел взяться за ручку, но в тот момент калитка сама открылась. Из-за кирпичного столбика выскочил Лойза:
– А вот и я!

Я разозлился не на шутку.
– Ты что, вздумал со мной играть?
Но вид у Лойзы был серьезный.
– Никакая это не игра, – сказал он. – Это чтобы ты знал, что я твой враг.
Он погрозил мне пальцем, будто я не был на голову выше его.
– Запомни: я буду следить за тобой, и ты никуда от меня не скроешься. Я буду мстить тебе Я узнаю все твои тайны. И всем расскажу о них.
Я сказал, что он пискля и трус. Он грозно потребовал:
– А ну, повтори ещё раз!
Я повторил и добавил, что он шпион. Лойза не совсем хорошо понял это слово. Я объяснил ему. Он вскочил с травы и крикнул:
– А ты предатель!
Теперь уже не понял я, при чем тут предатель. Тогда он мне объяснил:
– Ты настоящий предатель! Из-за тебя плакала Анча.
В эту минуту двери нашего дома распахнулись, и в них показался пан Людвик. В одной руке у него была ложка, в другой – кусок хлеба.
– Эй вы, что тут происходит?
– Ничего! – пискнул Лойза, запустил руку под майку и пошел к пану Людвику: – Я просто принес вам паклю, которую забыл Тонда.
Он подал пану Людвику паклю и побежал к калитке. Когда он пробегал мимо меня, то крикнул:
– Предатель!
17
Во время обеда случилось ещё одно несчастье. Я как раз доедал суп, когда кто-то проехался палкой по нашему забору и прокричал:
– Предатель! Предатель!..
По голосу я узнал Индру Клоца.
Итак, оставалось только сделать вывод, что Лойза Салих уже обошел всех петипасских ребят и, вероятно, уговорил их, чтобы они бросили дружить со мной: ведь из-за меня плакала Анча.
Я отодвинул тарелку:
– Мне что-то совсем не хочется есть.
– Ты не заболел, Тоник? – спросила пани Людвикова, сняла с буфета жестяную банку и высыпала себе на ладонь какие-то корешки. – И вообще, ты мне нынче не нравишься. Сварю-ка я тебе одной травки. Очень помогает от желудка!
Она взяла ведро и пошла к колонке за водой. Пан Людвик отложил газету:
– Тоник, у тебя действительно болит живот?
Я опустил глаза.
– Выглядишь ты недурно. Вот только глаза какие-то не такие. Почему?
Я мотал головой:
– А… просто так.
Под окном заскрипел песок: пани Людвикова возвращалась с водой. Пан Людвик высунулся из окна, принял у неё ведро.
– Послушай, мать, в прихожей на сундуке лежит пакля. Растрепи её и раскидай во дворе на солнце. Да смотри, чтобы ветер не унес. Тоник придет сменить тебя.
Пани Людвикова отошла от окна, а пан Людвик напился прямо из ведра и протянул его мне:
– Ф-фу!.. Это очень прочищает мозги. Ну, так что там у вас с Анчей, Тоник?
Я чуть не выронил ведро, которое нёс в угол, к дверям.
– Вы подслушали наш разговор в саду у Роучека?!
Пан Людвик вытер бороду.
– Кое-что я действительно слышал. Случайно, разумеется. А вообще, Тоник, не ссорься с Анчей, она хорошая девочка.
– Я и сам не хочу, – вздохнул я. – Но что делать? Не получается.
Я уселся рядом с паном Людвиком на кушетку и рассказал ему все с самого начала. Он выслушал меня, а потом стукнул кулаками по столу:
– Запутанная история, черт побери!
Мне сразу стало веселее. Все-таки приятней переживать вместе с кем-нибудь, а не в одиночку. А ещё я немножко гордился, что у меня все так запутано. Даже пан Людвик не знал, что посоветовать. Он подпер подбородок руками и задумался:
– Как быть? Как теперь быть?..
Время от времени мы отпивали воды из ведра – очень прочищает мозги. Но почему-то нам это не помогало.
– Ничего не скажешь, трудная задача, – вздохнул пан Людвик. – Но выход мы должны найти.
Он выдвинул ящик стола, достал лист бумаги, карандаш. И вот что записал:
«1. Как сделать, чтобы Анча снова подружилась с Тондой?
2. Как сделать, чтобы ребята стали водиться с Тондой?
3. Как сделать, чтобы Анча и ребята снова подружились с Рудой?»
Пан Людвик положил карандаш на стол:
– Ну, теперь все записано на бумаге. Однако помогло ли это нам?..
И снова долгие размышления.
– Пан Людвик! А может, мы хотим слишком много за один раз?
Пан Людвик постучал пальцами по столу.
– Пожалуй, ты прав, Тоник. Тогда давай подумаем, кто из вас переживает больше всех.
– Больше всех Анча. А после неё, наверное, я. Пан Людвик обвел карандашом первую строчку.
– Хорошо, Тоник, рассмотрим все по порядку. Мы склонились с паном Людвиком над бумагой.
По очереди прочитали первую строчку. Потом ещё раз. Потом ещё и ещё. Я – тонким голосом, а пан Людвик – басом. Это было похоже на песенку про белого бычка:
– «Как сделать, чтобы Анча снова подружилась с Тондой?..»
Иногда нам приходили в голову разные идеи, но все какие-то неподходящие. Например, Людвик:
– А что, если рассказать Анче, как этот Драбек плакал? А?
– Этого я сделать не могу – это предательство.
И снова мы читали вслух одно и то же, и снова идеи, но неудачные.
И вдруг пану Людвику пришла в голову отличнейшая идея:
– А что, если эту тайну расскажет Анче сам Руда?
Я очень обрадовался, но ненадолго. Да и сам пан Людвик безнадежно махнул рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43