На них был запечатлен другой митинг, и снова в центре толпы – запоминающееся лицо Хардуэя. Правда, на этот раз он стоял рядом с человеком, которого я уже хорошо знала, – Роджером Лемоузом.
Хардуэй не просто стоял рядом с ним, а обнимал его правой рукой за плечи.
Глава 73
Спустя полчаса я мчалась по Дюран-авеню к южному крылу здания университета. Оставив машину на стоянке, я почти бегом поднялась по ступенькам, прошла по длинному коридору и без стука ворвалась в кабинет профессора Лемоуза. К счастью, он был на месте и мирно беседовал с какой-то юной особой с длинными рыжими волосами.
– Вечеринка окончена, – бесцеремонно прервала я их разговор.
– А, мадам лейтенант, – натянуто улыбнулся он, растягивая слова с каким-то то ли итонским, то ли оксфордским акцентом. – А я как раз объясняю Анетт смысл слов Фуко о том, что те самые силы, которые порождают классовое неравенство, порождают и неравенство полов.
– В таком случае занятия окончены, – еще тверже повторила я и окинула студентку взглядом, ясно говорившим, что я не намерена долго ждать. Она правильно его поняла, так как тут же собрала книги и покинула кабинет профессора. Правда, при этом уже у самой двери она успела показать мне средний палец, на что я ответила ей тем же.
– Я рад снова видеть вас в моем кабинете, – сказал он, небрежно откинувшись на спинку стула. – Учитывая последние события, могу предположить, что и на сей раз речь пойдет о политике, а не о проблемах женского равноправия.
– Мне кажется, что в прошлый раз я недооценила вас, – сказала я, продолжая стоять у стола. – Мне казалось, что вы самый обыкновенный пропагандист или агитатор, потакающий низменным инстинктам толпы, а вы оказались крупной шишкой в этом движении.
Лемоуз закинул ногу на ногу и снисходительно улыбнулся:
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
Я вынула из сумки конверт с фотографиями.
– Не знаю почему, но я спасаю вас от неприятного общения с Департаментом внутренней безопасности. Если я сообщу им вашу фамилию и расскажу о ваших публичных заявлениях на массовых митингах, то боюсь, что в следующий раз нам придется беседовать в камере предварительного заключения.
Лемоуз сохранял спокойствие и продолжал насмешливо улыбаться.
– Вы мне угрожаете, лейтенант?
– С чего вы взяли, что я вам угрожаю? Это всего лишь предупреждение.
На его лице появились первые признаки беспокойства. Он явно не понимал, что у меня есть на него, и поэтому начал волноваться. Меня это вполне устраивало.
– Знаете, лейтенант, – покачал он головой, – больше всего меня забавляет тот факт, что ваша благословенная конституция совершенно не замечает нарушения прав и свобод людей, которые носят чадру или говорят с иностранным акцентом, но становится грозным оружием, когда речь заходит о парочке алчных менеджеров или об окружных прокурорах.
Я сделала вид, что не слышала этих слов.
– Послушайте, Лемоуз, я хочу, чтобы вы взглянули на эти фотографии. – Открыв конверт, я вынула снимки, сделанные агентами ФБР, и разложила их веером на его столе. Вы знакомы с этим человеком? – спросила я, указав пальцем на Стивена Хардуэя.
Тот равнодушно пожал плечами:
– Не знаю, возможно, я видел его пару раз. Не помню, где именно. Он что, студент нашего университета?
– Вы не слушаете меня, Лемоуз, – с нескрываемым раздражением сказала я и выложила перед ним еще несколько фотографий, которые принесли мне Сантос и Мартелли. При этом я ткнула пальцем в те из них, где Хардуэй стоял рядом с Лемоузом и обнимал его за плечи.
– Где я могу его найти?
Она покачал головой:
– Понятия не имею. Эти фотографии были сделаны довольно давно, и я совершенно не представляю, где он сейчас. Думаю, это какой-то профессор, задержанный полицией после событий 11 сентября. Это было прошлой осенью. Он приходил пару раз на наши митинги, но с тех пор я ничего о нем не слышал. Я вообще ничего не знаю об этом человеке.
– Очень плохо, Лемоуз. Так дело не пойдет.
– Я действительно не знаю, где он сейчас, – повторил он. – Это чистая правда, лейтенант. Если не ошибаюсь, он приехал откуда-то с севера, то ли из Сиэтла, то ли из Юджина. Какое-то время он околачивался с нами, а потом ему все это надоело, и он исчез.
Я впервые поверила Лемоузу.
– Какая у него тогда была фамилия?
– Точно не помню, но не Хардуэй. Что-то вроде Малколма. Да, кажется, он представился как Деннис Малколм. Но я не знаю, где он сейчас. Даже представить себе не могу.
Мне нравилось видеть, как таяло былое превосходство, которое Лемоуз демонстрировал по отношению ко мне. Теперь он был более покладистым и сговорчивым.
– Хорошо, тогда скажите мне еще одну вещь, но только это между нами.
Лемоуз кивнул:
– Разумеется.
– Вам что-нибудь известно о человеке по имени Огаст Спайс?
Лемоуз растерянно заморгал и густо покраснел. Я никогда еще не упоминала это имя в разговоре с ним, и он выдал себя с головой. Я сразу поняла, что он его знает. Это было видно по его лицу.
– Послушайте, Лемоуз, вы должны рассказать мне все, что вам известно об Огасте Спайсе.
Глава 74
– Вы когда-нибудь слышали о Хэймаркетской бойне? – спросил он меня так, словно я была одной из его студенток.
– Вы имеете в виду те давние события в Чикаго? – уточнила я.
– Да, именно их, – кивнул Лемоуз. – Очень хорошо. Так вот, на этой площади до сих пор стоит памятник трагедии, которая произошла там первого мая 1886 года. В тот день на Мичиган-авеню прошла грандиозная рабочая демонстрация, самая крупная за всю историю Соединенных Штатов. Там собралось более восьмидесяти тысяч рабочих, женщин и детей. Именно поэтому во многих странах мира этот день до сих пор отмечается как официальный праздник солидарности трудящихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79