Шелестящие овсы... А сочные короткие стебли пшеницы только еще начали колоситься.
Муся стоит на краю деляны ячменя, трогает руками колосья, словно малого ребенка гладит. К ней подходит Марфа с высокой, худенькой, но крепкой девушкой-подростком и говорит:
- А вот и моя племянница!
Муся протягивает ей руку, как взрослой:
- Меня зовут Марией Ивановной.
- Здравствуйте, - лепечет Люся.
- Ты знаешь, что такое селекция?
- Нет.
- Вот гляди: здесь ячмень, а это пшеница. Тут колос большой, а здесь нет еще. Надо нам вырастить такую пшеницу, чтобы она созревала раньше ячменя.
- А когда мы ее вырастим? - спрашивает Люся.
- Может, через десять, а может быть, и через двадцать лет. Не надоест тебе ждать?
- Я терпеливая. Я с детства пряду... И ткать умею.
- С самого детства! - улыбается Муся. - Да, стаж терпения у тебя большой. Тогда приступим к опылению.
Муся берет пинцет и начинает удалять пыльники.
- Вот, видишь, как это делается?.. Пыльники долой, пестики оставляешь... Потом опыляем, пыльцу берем отсюда... Вот это и есть скрещивание. А теперь - под колпак. - Муся надевает белый колпачок на колос.
- Как в больнице, - усмехается Люся.
- Правильно! Здесь тоже зарождение происходит, только нового зернышка. - Ну, бери инструмент... Прививай.
Люся начинает обработку колоска, от усердия прикусив губу.
- Та-ак! - подбадривает ее Марфа.
Они втроем начинают обработку деляны.
Солнце уже свалилось к закату, а они все еще стоят по грудь в зеленом ячмене, а за ними широкая деляна покрылась белыми колпачками.
Быстрые пальцы ловко снимают изоляторы с колосьев. Муся, обработав деляну ячменя, останавливается опять возле пшеницы. Медленно-медленно ходит вдоль деляны.
- Ну, что, плохо, Мария Ивановна? - спрашивает ее "из овсов" Марфа.
- Растет, но туго, - отвечает Муся. - Только бы похолодания не было. Тогда прощай наши пшеницы...
- Сколько трудов положено! - вздыхает Марфа.
Люся работает рядом с Марфой, на них легкие безрукавные кофточки.
- Что-то холодно под вечер стало, - говорит Муся. - Давайте-ка сегодня пораньше уйдем. А то как бы Люся не простудилась.
- Да мне вовсе не холодно, - отзывается та.
- Нет уж, кончайте... Хватит на сегодня, - Муся срывает несколько зеленых колосков пшеницы.
С этими колосьями она подходит к дому. Увидев ее, с громким криком подбежал Володя:
- Мама, мама! Папа сказал - холодно будет.
- Когда это сказал папа?
- Сегодня...
Муся проходит в почвенную лабораторию. Василий сидит за столом, работает - смотрит в микроскоп.
- Кто сказал Володьке, что холод будет? - спросила она.
- Вон, сводка погоды! С метеостанции передали. Понижение температуры, вплоть до заморозков.
- Боже мой! Заморозки в августе?
Входит Аржакон.
- Топить будем, такое дело?
- Да, - отвечает Василий...
- Пропала моя пшеница... Не вызреет, - говорит Муся.
- Я знаю такое место, где пшеница всегда поспевай, - сказал Аржакон.
- Что за место? - спросила Муся.
- Мой друг есть. Далеко живи. Надо на лодке ехать.
- Кто он такой?
- Его кержак. Пантелей зовем...
- Вы можете со мной съездить? - спросила Муся.
- А почему нет? Можно, такое дело.
- Поедем завтра же, утром.
Легкая долбленая лодка поднимается вверх по лесному ручью. Аржакон стоит на корме и отталкивается шестом. Ручей каменистый, порожистый, лодка идет медленно. Муся сидит впереди.
- Устал, наверно? - спрашивает Муся.
- Есть такое дело, немножко, - отвечает Аржакон.
- Давай я помогу, потолкаю, - говорит Муся.
- Сиди смирно! Женщин имей ноги слабые. Стоять лодка нельзя.
- Ты прямо все знаешь, Аржакон!
- Конечно, - смиренно соглашается тот. - А почему нет?
Укромная лесная протока. Вода тихая, темная, как машинное масло. Лодка идет быстро, бесшумно. Наконец Аржакон выпрыгнул на берег и вытянул лодку.
- Вылезай! Приехали, такое дело.
По еле заметной тропинке Аржакон пошел вперед, в лесную чащобу. Муся за ним. Вскоре они вышли на просторную поляну. Здесь было поле необычно низкорослой, по локоть, желтеющей пшеницы. Муся как увидела эту маленькую пшеницу с большим колосом, так и припала на колени.
- Это же карликовая пшеница! Карликовая! Загадка веков... Понимаешь, Аржакон?
- Конечно.
- И колос цветет вовсю. Она созреет, непременно созреет.
- А почему нет?
Муся сорвала один колосок, положила на ладонь.
- Ну, пошли к хозяину.
На другом краю этого обширного поля, возле самого облесья, стоял добротный крестовый дом из потемневшей коричневой лиственницы, а за ним двор, амбар, поленницы и, наконец, на отшибе молотильный сарай. Все здесь сделано прочно, экономно.
Когда Муся и Аржакон подходили к дому, залились собаки, и сам хозяин вышел на крыльцо. Это был еще относительно молодой мужик без шапки, с кудлатой рыжей головой, в оленьей безрукавке, в бахилах из сохатиного камуса, он высился горой на крыльце.
- Цыц! - зычным окриком унял он собак. - Проходите, они не тронут, прогудел и, не здороваясь, сам прошел в избу.
В чистой передней комнате, с большой русской печью, с божницей в красном углу, он поздоровался легким поклоном:
- Здравствуйте! Проходите к столу.
На лавке у стола сидела миловидная женщина в длинной поневе и в белой полотняной кофте с красным шитьем на рукавах. Рядом с ней сидели и смирно глядели на вошедших два мальчика.
- Пантелей, я тебе привозил ученый. Его Москва ездил, - указал Аржакон на Мусю. - Теперь у нас на станции работай.
- Меня зовут Мария Ивановна...
- Милости просим, - повторил Пантелей, приглашая гостей к столу. Авдотья, собери на стол!
Хозяйка встала из-за стола, прошла к печке.
- Может, молочка топленого испробуете? С кашей. Может, мясца? спросила она Мусю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33