Шрамов – на составленных в ряд жестких стульях, Андрей – на застеленном копиями документов жестком столе.
– Что!? – взвился профсоюз, чуть не столкнув бюст Ленина на пол, будто кукушонок другого птенца из гнезда.
– Завтра увидишь, – по привычке не стал раскрывать планы Сергей, – Ложись, утро вечера мудренее.
Понятно, что у директора на руках лежал козырный туз – пятьдесят один процент акций, и мнение остальных акционеров роли не играло. Шоу перед остальными акционерами директор устраивал на всякий случай. Чтобы соблюсти приличия. Но было бы нелепо позволить Гусю Лапчатому соблюсти приличия. Не в Шрамовых правилах позволять подонкам соблюдать приличия.
Андрею Юрьевичу ничего не оставалось, как попытаться расслабиться. Бюст Ленина страшно мешал, но тем не менее профсоюзный лидер довольно быстро захрапел. А Шрамов, дождавшись богатырского храпа, тишком сполз со стульев и на носках выбрался в коридор. Ему нужен был такой телефон, который врядли прослушивали бы. То есть годился любой аппарат в любой комнате этого здания, кроме телефона из кабинета профсоюзного председателя.
Утром же, когда Андрей Юрьевич размежил веки, он первым делом увидел окаянный бюстик. Вторым делом – не обнаружил Сергея на стульях. Ополоснув сплющенную физиономию в туалетном рукомойнике, Андрей Юрьевич впопыхах запер родные пенаты и поспешил наружу из здания.
Что-то было снаружи не так. И даже не при чем здесь, что из всех радиоточек над крышами цехов и терминалов неслось запиленное до скрипа иглой клубной вертушки:
...Но что ни говори, жениться по любви
Не может ни один, ни один король!
Не в этом дело. Во-первых, по территории пролетариат перемещался, но не так, как в обыкновенный рабочий день. Не – кому куда надо, а все в одном направлении. Во-вторых, пролетариат перемещался, шурша не промасленными спецовками. Народ был прилично и даже местами празднично одет. В-третьих... Как же Андрюха сразу не въехал!? В-третьих, комбинат стоял. Не так, как обычно: кто-то простаивает, а кто-то вкалывает. Комбинат стоял до последнего шланга.
И устремившийся за всеми в толпе рабочих Юрьевич вывернул на просторную заасфальтированную площадку. Тут когда-то собирались поставить дополнительные ангары под склады, да так и не поставили. А народу-то! Тьма! Чуть ли не все пять тысяч работников комбината собрались на площадке.
В дальнем конце Андрей увидел наспех сколоченную из неокрашенных занозистых досок трибуну. На ней застеленный кумачом стол и стойку с микрофоном.
В толпе разговоры:
– А ты, Кирюха, че приперся? Ты ж свои акции прогудел!
– Семеныч, ты что Лизавету щупаешь? Пока щупаешь, без тебя комбинат раздербаним!
– А вы, инженера, за кого голосовать будете? По честному, или за доллары?
Вроде бы и заковыристые реплики, с подначкой, но не сквозь зубы, не зло. Кто-то прятал в рукаве чекушку, не без этого. И как-то будто единым себя ощущал народ, будто на первомайской демонстрации.
Рука Сергея дружески легла на плечо Юрьевича:
– Ну как?
– Народу что-то больно много, – только и высказался профсоюз.
– То-то еще будет! – многозначительно пообещал Сергей.
Из людской массы рядом с Сергеем выдвинулся Лешка, посмотрел преданно в глаза и остался рядом. На далекую трибуну забрались Гусь Лапчатый и мистер Смит, и заняли места за столом. По толпе покатилось нетерпеливое:
– Чего ждем? Начинай!
А кто-то настроенный более боевито уже кричал:
– Начинай дурить русский народ!
На трибуне объявился Виталий Ефремович, наклонился к уху директора комбината, что-то жарко зашептал. Директор замахал на Виталия Ефремовича руками, дескать, не мои проблемы. Тогда брокер подступился к микрофону, поцокал ногтем и сказал:
– Раз, раз, раз... – остался доволен звуком Виталий Ефремович и на всю площадку спросил, – Кто видел начальника охраны комбината? – он не получил вразумительного ответа, только был вынужден скушать несколько соленых шуток.
– В лифте застрял, – доложил как бы между прочим Леха Сергею.
– А остальные? – как бы светски поддерживая беседу, спросил Сергей.
– Остальные по душевым и раздевалкам заперты. А ключи потерялись, – типа, вот какая у людей беда, доложил Леха.
Снова на трибуне нарисовалась заминка. Секретарша что-то докладывала Виталию Ефремовичу. Виталий Ефремович топал на нее ногами, секретарша разводила руками... И наконец по-строевому четко развернулась, как умеют разворачиваться смазливые молодые биксы, и гордо ушла.
Подкравшись сбоку, прячущий длинные патлы в воротник джинсухи Антон тут же доложился командиру:
– Я заразил все их компьютеры последним словом вирусологии! Они даже тезисы выступления теперь распечатать не могут! – и исчез в толпе в соответствии с ранее полученной инструкцией – чтоб другие бригадиры Шрамовой армии не запомнили портрет хакера.
– Пора? – таинственно спросил Леха Сергея.
– Нет еще, – был коротким ответ.
На трибуне за кумачовым столом попрепинались еще какое-то время. Но сколько ж можно тянуть? Гендиректор комбината, очень недовольный собой, всеми остальными и вообще всем происходящим, наконец поднялся со стула. Наконец вразвалочку подошел к микрофону. Откашлялся. Вздохнул. Еще откашлялся:
– Я не ждал, что всех так волнует судьба комбината... – совершенно неудачно начал он выступление, а далее микрофон отрубился.
Виталий Ефремович открыто покрутил пальцем у виска, и это видели все. Гендиректор повозился с микрофоном, потряс его «за грудки», но микрофон молчал, как партизан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88