Тот, убедившись, что все обошлось и фонари целы… автоматически разрешил взлет.– Всем взлетный! – с горящими глазами крикнул командир и отпустил тормоза.В это время на связь вышел борт, заходящий на посадку. Следы наши очень четко выделялись на тающем снегу концевой полосы, и мы до самого выхода из зоны прослушивали эфир: не упомянет ли кто о них. Нет… все обошлось. Взял человек на себя. Да оно ему надо – раздувать предпосылку к летному происшествию, писать объяснительные… через час все растаяло, как и не было.И что же: через час мы как ни в чем не бывало пели в два горла: «Красива Амура волна…»Потом, в следующем рейсе, капитан разыскал того диспетчера и как-то отблагодарил. Он был человек обязательный.Обязательность его была оригинальной. Как-то среди наших экипажей наладилось снабжение свежей крольчатиной из Симферополя; мясо заказывали на этот рейс все кому не лень, а уж Сашку-то Шевеля прямо заваливали заказами. По прилету шеренга встречающих выстраивалась у трапа, и капитан вручал каждому желанный заказ. И вот однажды достал его кто-то: раз за разом, раз за разом… надоело возить, как обязаловка. И на очередное «Привези кролика» Шевель однажды после заруливания спустился с трапа, ведя на веревочке живого жирного кроля. Смеху было… и заказы увяли.Он вообще был фокусник, очень любил приколы, розыгрыши и сам искренне радовался, когда удавалось что-либо из ряда вон, и сам об этом похвалялся всем.Этот случай с клизмой… Годовое обследование проводилось у нас в стационаре санчасти, на полном больничном режиме, со всей строгостью. И клизму ставили всем. Две кушетки стояли за занавеской против туалета… место было общественное и веселое. Бедовая медсестра делала это дело профессионально, следила строго и очень любила дожимать переполненный кишечник остатней водой, подняв напоследок резервуар повыше… мучение…Шевель вымучил процедуру без обычных прибауток, стиснув зубы, молча. Вылежал, принял свою порцию, а когда медсестра, подняв стеклянную кружку, участливо спросила, «терпимо ли?» – физиономию страдальца вдруг перекосила гримаса и между сжатых зубов цвиркнула на медсестру струйка запасенной во рту воды… бедная женщина уронила кружку, грохот осколков растворился в веселом гоготе толпы зрителей: «Вот это напор!»Или анализы… Обычно анализируемый заходил в туалет с баночкой из-под майонеза и выскальзывал оттуда, стыдливо пряча в ладони пенистый анализ. Шевель же вышел торжественно, с литровой банкой, полной золотистой жидкости с шапкой пены сверху. Продефилировав сквозь строй, водрузил ее на стол среди стандартного ряда анализов.– Эт-то что? – спросила оторопевшая медсестра.– Как что – анализ, – легко сказал Сашка Шевель. – А что – мало?– Да нет… наоборот, многовато…– А, многовато? Так мы убавим, – и, небрежно отпив от содержимого банки, со смаком погонял жидкость во рту и с удовольствием проглотил.Пока сестру корчило в пароксизме омерзения, Шевель незаметно поставил в общий ряд такую же как у всех баночку с анализом, а сам тихонько убрался в укромный уголок допивать пиво. История стала известной медицинскому начальству, но нарушение обследуемым пилотом режима санчасти как-то спустили на тормозах: а может, это квас был… мало ли что медсестре показалось.Одним из любимых фокусов Шевеля был такой. Собрав толпу в штурманской, он предлагал всем желающим «вымывать» металлический рубль из носового платка. Желающий давал рубль, факир заворачивал его в носовой платок, расстилал его края над стаканом с водой, отпускал рубль, под краями платка слышался звяк металла о дно стакана. Следовало заклинание, платок сдергивался – обнажался рифленый фигурный стакан с водой. Но – без рубля.– Воду надо менять, – говорил фокусник, выходил за дверь и возвращался через минуту с новой водой. Новая жертва, томясь в догадках, протягивала целковый…Потом мы узнали: командир ловко подменял железный рубль в платке стеклянным кружком, незаметным в воде на фоне рифленого дна стакана.В Сочи на пляже он на спор, обычно, на несколько бутылок коньяка, изымал из колоды загаданную клиентом карту, и жертва, как правило, из местных кавказцев, плыла по его указанию к буйку в море и находила там искомую карту; впрочем, пока Шевель пудрил жертве мозги, карта была заранее доставлена на буек предприимчивым напарником, рассчитывавшим на свою долю добычи.Как-то тайна случайно раскрылась; «этого лысого» искали по всему пляжу, и потом он с полгода просил не ставить его в любимый рейс к теплому морю.Карточных фокусов он знал множество, кроме того был нечист на руку в картежной игре, но ни разу не уличен. Из любопытства с ним играли; он всегда выигрывал, немного; но горе тому, кто увлечется азартом, буквально сочившимся из всех пор партнера: продуется начисто. Я тоже как-то увлекся… потом год платил за капитана профсоюзные взносы – это он мне так «простил долг», а проигрыш на самом деле был гораздо больше. Причем, в азарте, я решил сыграть втемную в храп… нашел с кем… У партнера на руках оказались четыре дамы – мы все встали…По аэрофлотской традиции в экипаже периодически проводился гаражный разбор; я за три года умудрился в нем не участвовать, и экипаж меня понял и простил. Но своего капитана в хорошем подпитии пару раз видел: это был сгусток энергии, вдохновения, артистизма, душа, тамада компании, возносивший дух застолья до сияющих высот.А уж аккуратист был… К одежде он относился с пиететом, костюмы всегда заказывал в ателье, из дорогой голубой ткани. Фуражка-мичманка была в меру широкой, в меру высокой, с аккуратным небольшим козырьком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106