Царапина, а ты из этого делаешь трагедию. У нас есть дела поважнее. Отдохни. Скоро нам придется исчезнуть.
– Сбежать?
– Если тебе больше нравится такое выражение, то да, сбежать.
– Я не имею права, Чиун. У меня задание.
– Я, между прочим, отдыхаю, а ты несешь ерунду.
– Ты был у того здания? Что там произошло?
– Там произошло то, из-за чего мы должны бежать.
Утром в двенадцать минут одиннадцатого в кабинете доктора Харолда Смита зазвонил телефон. Линия связи включалась только на двенадцать минут в начале каждого часа, и с шести утра по средневосточному времени до шести вечера работала прямая связь со Смитом. Когда его не было на месте, звонки фиксировал автоответчик, которому Римо должен был диктовать свои сообщения по возможности в медицинских терминах. Если кто-то случайно наткнется на запись, она должна выглядеть как доклад врача начальству.
В десять часов двенадцать минут зазвенел звонок, и уже с первых слов Смит понял, что без крайних мер не обойтись.
– Мой план не сработал, – раздался в трубке голос Римо.
– Ясно, – ответил доктор Смит. – Вы знаете, как поступить.
– Да.
Телефон умолк. Четырем профсоюзным лидерам придется расстаться с жизнью.
– Проклятие! – вырвалось у Смита.
Если система государственного устройства не терпит объединения профсоюзов, то, вероятно, это не самая лучшая система. КЮРЕ пытается заткнуть самые крупные пробоины в корпусе американской конституции, но это лишь отдаляет печальный конец. Большой бизнес и профсоюзы – сражающиеся между собой гиганты, а страдает от этого народ. Смит прекрасно знал, что большой бизнес всегда использовал те же методы, к которым сейчас прибегают профсоюзы. Только в бизнесе это называлось «загнать рынок в угол» и всегда расценивалось как верх мастерства делового человека. Почему профсоюзам нельзя поступать так же?
Доктор Смит развернулся вместе с креслом к заливу Лонг-Айленд за окном. Зеленоватые воды уходили в даль Атлантики. Здесь стоило бы поставить знак, на манер дорожного: «Вы покидаете пределы залива. Впереди – Атлантический океан.» Но ни на берегах, ни в жизни таких знаков не бывает. Профсоюзы так же не имеют права шантажировать страну, как большой бизнес не имеет права загонять рынок в угол и вздувать цены. КЮРЕ будет бороться с этим. И, глядя на воды залива, доктор Смит принялся размышлять, как ввести в практику новый закон. Без голосования. Без обсуждения. Не информируя широкие круги общественности. Сделать так, чтобы впредь ни одна корпорация не пыталась путем махинаций повышать рыночные цены, особенно на продукты. Для этого Смит не колеблясь будет использовать Дестроера, как это он сделал сегодня.
Глава четырнадцатая
Римо засунул сзади за пояс брюк завернутый в бумагу ломик-монтировку с отпечатками пальцев Бладнера. Надел рубашку и пиджак. Ломик лег вдоль спины между лопатками, округлым концом вверх. Загнутый плоский конец монтировки совпадал с очертаниями тела, а его напоминающее ложку окончание разместилось как раз позади репродуктивных органов Римо. Рентгеновский снимок дал бы картину человека, сидящего на изогнутом металлическом штыре.
Не дай Бог, – подумал Римо, – если кто-нибудь хлопнет меня по спине, будет весьма неприятно. Скованной походкой он направился к двери.
– Я вернусь.
– Ты идешь в этот дом? – с беспокойством спросил Чиун.
– Нет.
– Хорошо. Когда вернешься, я объясню тебе, почему мы должны бежать. Меня бы давно здесь не было, но приходится контролировать твои самонадеянные поступки. Но это уже не важно. Мы отбудем сразу после того, как ты понапрасну израсходуешь накопившуюся энергию.
– Не понапрасну, папочка.
– Понапрасну, но не отказывай себе в удовольствии, развлекись.
– Это вовсе не развлечение, папочка.
– Но и не настоящая работа.
– Я должен навести порядок там, где он должен быть наведен.
– Нет, ты просто собираешься напрасно потратить силы ради собственного удовольствия.
Римо огорченно вздохнул. Не стоит спорить с Чиуном. Хоть он и мудр, но ничего не знает о грозящей опасности объединения четырех профсоюзов в один. Истина сегодня не на его стороне.
Холл гостиницы был забит полицейскими, репортерами, фотографами, телевизионными камерами. Машины скорой помощи уже разъехались. В основном – в морги.
Рокко-Боров Пигарелло потел под лучами юпитеров. Рука – перевязана. Попавшая в нее пуля была выпущена, несомненно, кем-то из его же людей.
– Эти сумасшедшие безо всякого повода открыли огонь. Я уверен, что это была попытка гангстеров уничтожить организованное профсоюзное движение.
– Мистер Пигарелло, но по данным полиции, все раненые и убитые – члены профсоюза…
Телерепортер держал микрофон у самого рта Пигарелло.
– Правильно, нам ведь нечем было обороняться, а их было человек двадцать или тридцать.
– Спасибо, мистер Пигарелло.
Репортер повернулся к камере:
– Это был Рокко Пигарелло – делегат съезда Международного братства водителей. Сегодня в результате бессмысленно-жестокого нападения Братству был нанесен значительный урон.
Римо посмотрел в глаза Пигарелло. Заметив Римо, Пигарелло бросил на него вороватый взгляд и поспешил к капитану полиции. Римо улыбнулся Пигарелло, и тот моментально отказался от идеи побеседовать с полицейским. Римо вышел из гостиницы сквозь полицейские кордоны и оказался на улице. Собравшийся народ заглядывал через барьеры, люди выглядывали из окон домов напротив, вставали на цыпочки на противоположном тротуаре.
Все это происходило под голубым небом Иллинойса. Правда, между голубым небом и землей, словно начинка сэндвича, лежал еще слой загрязненного цивилизацией воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54