— За мной доллар, — сказал Чиун.— Если забудешь, я тебе напомню, — сказал Римо и спросил служащего, какой из автоматов труднее всего обыграть.— "Мечты Южных морей" там, в углу, — сказал парень. — Этот автомат ни разу не проигрывал.Римо проводил Чиуна к дальнему автомату и объяснил, как кидать монетки и в чем цель игры. Чиун оскорбился, что выигрыш нельзя забрать наличными.Двое в черных кожаных куртках подмигнули друг другу, услышав верещание Чиуна. Они дергали за ручку соседний автомат.— Этот джентльмен будет играть, — обратился к ним Римо. — Если не хотите неприятностей, оставьте его в покое.— С какой это стати?— Ради вашей же пользы. Не трогайте его.— Чего ради мы станем тебя слушать?— Как хотите, — со вздохом отступил Римо.Рядом с галереей находился телефон-автомат, еще не превращенный вандалами в писсуар. Римо набрал номер, по которому полагалось связываться со Смитом в вечернее время.— Какие новости о Липпинкотте? — спросил он.— Все по-прежнему. Никто не может понять, что с ним, — ответил Смит.— Чиун говорит, что это какой-то яд.— В его организме не находят посторонних веществ, — сказал Смит.— Если Чиун говорит, что это яд, значит, это яд.— А вы что-нибудь узнали? — спросил Смит.— Почти ничего, — ответил Римо. — Двое парней попытались укокошить нас посреди улицы.— Кто они такие?— Их уже нет в живых. Я не знаю, кто они такие: при них не оказалось удостоверений. Но, Смитти...— Да?— На них была больничная форма. Я подозреваю, что в деле замешаны медики. Попытайте свой компьютер.— Что ж, проверю, — согласился Смит.Римо заглянул в окно галереи. Двое парней в кожаных куртках, с сальными волосами по моде 50-х годов взяли Чиуна в кольцо, беседуя между собой. Чиун делал вид, что не обращает внимания на их неучтивость. Римо покачал головой и отвернулся, не желая становиться свидетелем развязки.— Какие сведения от Руби? — спросил он у Смита.— Пока никаких.— Хорошо. Когда она позвонит, скажите ей, что мы со всем разберемся, прежде чем она додумается, из-за чего весь сыр-бор. Так ей и передайте.— Вы обязательно хотите, чтобы я так прямо и сказал? — спросил Смит.— В общем... — Римо замялся. — Не обязательно. Я позвоню завтра.Вернувшись в галерею, он нашел обоих юнцов стоящими на цыпочках слева и справа от Чиуна. Римо быстро разобрался, в чем дело: Чиун поймал их за указательные пальцы и заставил двигать рычаги бильярдного автомата.— Я вас предупреждал, — сказал он юнцам.— Скажи ему, чтобы он нас отпустил? — взвыл один.— Отпусти их, Чиун, — сказал Римо.— Не отпущу, пока не кончится игра, — ответил Чиун. — Они любезно согласились показать мне, как надо играть.— Согласились, держи карман шире! Какой у тебя шар?— Я играю первый шар, — ответил Чиун.— Столько времени? — удивился Римо.— Он не имеет изъянов, — сказал Чиун. — Зачем менять его на другой?Римо знал, что пройдет несколько дней, прежде чем Чиун сыграет во все пять шаров, поэтому он надавил на автомат бедром и легонько пристукнул. Там, где только что горел счет, остались пустые бельма. Загорелась надпись: «Наклон».— Что случилось? — спросил Чиун.— Машина наклонилась, — объяснил Римо.Чиун нажал пальцами двоих лоботрясов на рычаги, но ничего не добился.— Что это за наклон? — спросил Чиун.— Это значит, что игра завершена, — сказал Римо.— Как это получилось?— Иногда это происходит само по себе, — сказал Римо.— Ага, — подал голос один из юнцов. — Пожалуйста, отпустите нас, сэр.Чиун кивнул и отпустил их. Те стали ожесточенно тереть затекшие пальцы.— Когда в следующий раз сюда заглянет благородная душа, жаждущая минутного отдохновения от трудов праведных, советую не досаждать ей, — сказал им Чиун.— Да, сэр. Обязательно, сэр.Чиун удалился. Римо последовал за ним. В дверях Чиун обернулся.— Я видел, как ты наклонил автомат, нажав на него бедром.— Прости, Чиун.— Ничего. Иначе у меня ушло бы на эту игру несколько дней. Глупейший способ времяпрепровождения, не приносящий дохода.Вернувшись из клиники, где он навещал остающегося в бессознательном состоянии сына Рендла, Элмер Липпинкотт тяжело поднялся к себе в спальню. То, что ему предстояло совершить, не доставляло ему ни малейшего удовольствия, но он всю жизнь подчинялся долгу, и это превратилось в кодекс поведения.И все-таки, как сказать любимой женщине то, что уничтожит ее любовь?— А вот так и сказать, — проговорил он вполголоса, шагая по холлу второго этажа.Стены холла были свободны от картин. Богачи, подобные Липпинкотту, обычно завешивают холлы портретами предков, но предки Элмера Липпинкотта ковырялись в земле и пасли коров, и он однажды признался шутя, что, не будучи отбросами общества, они не могли претендовать и на то, чтобы называться солью земли.Из спальни доносился смех. Прежде чем войти, он легонько постучал в дверь.Его жена Глория сидела в постели в атласной рубашке, скромно обернувшись простыней. На стульчике у гардероба чинно восседал доктор Джесс Бирс. Видимо, они только что смеялись над какой-то шуткой, потому что при его появлении у них был несколько ошеломленный вид. Обладай Липпинкотт способностью рассуждать более здраво, он счел бы их вид виноватым.Бирс высморкался в платок и украдкой протер лицо. Глория выглядела не так безупречно, как обычно: бретелька ночной рубашки сползла у нее с плеча, почти вся левая грудь торчала наружу, губная помада была размазана. Впрочем, Липпинкотт не замечал мелочей.Бирс встал, вытерев лицо. Он был молод, высок и широкоплеч.— Как самочувствие пациентки, доктор? — осведомился Липпинкотт.— Прекрасно, сэр! Лучше не придумаешь.— Хорошо. — Липпинкотт улыбнулся жене и сказал, не глядя на врача:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39