К тому же выходило, что это на руку и городскому совету, в особенности с тех пор, как город фактически обанкротился, и теперь всецело зависел от воли Вашингтона и Олбани, которые ежедневно платили по его счетам.Зиггата тихонько насвистывал. Все шло как по маслу. Оставался последний момент — пустая формальность — встреча с мэром и пожатие рук перед фоторепортерами, после чего можно идти домой. Но, когда Зиггата открыл свой шкафчик, то увидел, что его брюки валяются на полу.— Какой сукин сын это сделал?! — крикнул он, подняв измятые брюки и держа их двумя пальцами, словно тухлую рыбу.Девять пожарных лежали на своих койках в ожидании сигнала. Как и все пожарники, говорили они мало, каждый предпочитал молча полежать и послушать, что скажут другие. А когда все молчат, такая атмосфера нисколько не способствует укреплению духа товарищества.Но в одном все они проявляли полное единодушие: никто терпеть не мог Зиггату. Несмотря на то, что он появлялся раз в три года во время заключения трудового договора, у них сложилось мнение, будто Зиггата шпион городской администрации и может донести на них за какое-нибудь нарушение распорядка. Тот факт, что за последние девятнадцать лет ничего подобного не случалось, не имел значения. Главное, что это могло случиться.— Кто это сделал?! — снова заорал Зиггата.— Пшел вон, — донесся голос из дальнего угла комнаты. — Не нравится — можешь убираться отсюда.— Во-во, — подхватил другой голос. — Тебя сюда вроде никто не звал, шпион.— Шпион?! — взвился Зиггата. — Это я — шпион?! Да разве не вы меня выбирали?! Разве не я заключаю для вас эти договора?!— Это все разговоры. А вот что ты сам от этого имеешь?— Удовлетворение от хорошо выполненной работы, — ответил Зиггата. — Глотку бы перерезал тому, кто бросил на пол мои штаны!— Катись к себе домой, — раздался третий голос. — Там нацепишь еще один из своих шикарных костюмчиков. У тебя их много.— Во-во, — подхватил следующий. — И все за наши денежки, которых у тебя тоже не мало.— Ох-хо-хо, — простонал третий, точно от боли. — И почему все жиреют за наш счет?— Параноики! — завопил Зиггата. — Параноики долбанные!— Да? Однако это не мешает тебе нас надувать.— Да пошли вы все... — огрызнулся Зиггата. — Очень скоро мне уже не придется вас видеть.Тем временем он облачился в униформу. Куртка его выглядела так, будто ее только что достали из машины для сухой чистки, а брюки — будто он подобрал их на улице.— Черт, ну и вид у меня, — проговорил Зиггата.— Ты бы лучше не о виде своем беспокоился, а о том, как бы заключить договор получше! — крикнул один из пожарников.— Что?! — взвился Зиггата. — Да я и так добиваюсь всего, что вам нужно!— Брехня! — отозвался еще один и сел на койке. На нем была нижняя рубаха без рукавов. Обе руки от запястья до плеча были покрыты татуировкой. — У меня есть шурин в Сканитилзе, штат Нью-Йорк, — прибавил он.— Ну и что?— А то. Он тоже пожарник, так у них там в день открытия охоты на оленей выходной. Оплачиваемый!— А когда он, черт его дери, этот день? — спросил Зиггата.— Не знаю, но у них в этот день выходной.— И в праздники у них тоже выходные? — спросил Зиггата. — На Рождество, например, или Четвертого июля?— Да какая, к черту, разница? У них это нерабочий день. Оплачиваемый выходной. Видно, профсоюзное руководство у них то, что надо.Зиггата понял, что этим людям совершенно бесполезно объяснять, что профсоюз пожарных уже добился столько оплачиваемых выходных для своих членов, что годовой фонд рабочего времени в их департаменте едва ли больше, чем у школьных учителей. Все без толку. Тут он почувствовал, что у него начинают зудеть руки, и попытался успокоиться.Решив сделать еще одну попытку восстановить дружескую атмосферу в их коллективе, он подошел к пищевому бачку, стоявшему на плите в конце комнаты, и положил себе порцию спагетти с соусом. Затем сел за покрытый бесцветным лаком столик у плиты и зачерпнул ложкой спагетти. Но едва сунул ее в рот, как тут же все выплюнул, обляпав себе при этом всю куртку и брюки.— Сволочи! — заорал Зиггата. — Ну какая же это сука напхала в соус орегано?! — Затем вытер перепачканные губы грязной скатертью. — Ты только посмотри! Я же теперь на свинью похож!И он бросился к умывальнику, чтобы хоть как-то смыть пятна.— Ты и так на свинью похож! — отозвался один из пожарников.— И все за наши деньги, — подхватил другой.— Я же терпеть не могу орегано! — простонал Зиггата. — У меня на него аллергия!— У тебя на все аллергия. А я бы всю жизнь только орегано и ел, — хихикая, отозвался голос из угла комнаты.И вот в таком виде, с покрытой зудящими, шелушащимися пузырями кожей, в паршивом настроении, Энтони Зиггата явился в городскую ратушу к мэру; и, когда мэр, всплеснув руками и расплывшись в улыбке, двинулся ему навстречу, чтобы пожать руку, и спросил: «Ну, как наши дела?», — Зиггата ответил:— Дерьмо ваши дела!— Что такое? — удивился мэр.— Никакого договора не будет, пока нам не дадут выходной в день открытия оленьей охоты.— Какой, какой?— Оленьей. День открытия охоты на оленей.— А когда это? — спросил мэр.— Откуда я знаю?! Я не олень. Спросите у этих долбаных оленей.— А почему вы хотите сделать его выходным?Зиггата перевел дух.— А потому что наши герои подняли крик: подавай им в день открытия охоты на оленей оплачиваемый выходной, как у подавляющего большинства пожарных управлений во всех концах Соединенных Штатов Америки.— Да у вас и так уже шестьдесят три оплачиваемых выходных!— Ну, так будет шестьдесят четыре. Или олений день, или мы протестуем, — сказал Зиггата.— Протестуйте, — отрезал мэр.Такого за последние двадцать лет еще не бывало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40