Мне не нужны в доме крамольники. А сейчас хватит о неприятных вещах. Пора обедать!
– Верно, за разговорами и про обед забыли, – спохватилась Елизавета Викентьевна. – Сейчас распоряжусь собирать на стол.
– Дорогая Полина Тихоновна, милый Клим Кириллович, – торжественно провозгласил профессор, – не соблаговолите ли отобедать в нашей дружной компании? После хорошего обеда, надеюсь, мы выкинем из головы всю чертовщину. – Николай Николаевич встал и обратился к доктору уже совсем миролюбиво: – Особенно, когда выпьем по рюмочке – за прогресс человечества. Вы, Клим Кириллович, наверное, еще не слышали колоссальную новость – турецкий султан признал пользу электричества! И разрешил электрифицировать два города, установить в них освещение на улицах и пустить трамваи. Французам разрешил. А не России. Если наш просвещенный император будет заниматься вместе со своей слабоумной женушкой мистической чушью вместо электрификации российских городов, басурмане обскачут нас по дороге в светлое будущее.
Так завершался первый день нового года и нового века – неприятными сюрпризами, волнениями и переживаниями. Наступил вечер 1 января, но на Рождественскую елку в Юсуповский сад барышни Муромцевы и Клим Кириллович так и не поехали, надежды Прынцаева увидеть Брунгильду не сбылись.
Глава 13
Ранним январским утром, с трудом сгоняющим сонное выражение с улиц, шеф сверхсекретного бюро вместе с двумя агентами уже входил в ворота подворья Благозерского монастыря, что на Калашниковской набережной. Встретивший его послушник, за напускным смирением явно скрывающий еще не вполне побежденные страсти молодой жизни, прекратил колку березовых поленьев, воткнул в колоду топор и поинтересовался, расправив богатырские плечи, кого ищут господа. Узнав, что пришедшим нужен старший, послушник пригласил их следовать за ним. Он пересек двор и направился к тем кельям, которые выходили торцом к набережной. Там, у дверей, он кликнул монаха, и тот попросил подождать – иеромонах Амвросий сейчас занят.
– Хорошо, братец, я подожду, – Пановский с трудом скрывал нетерпение, – только недолго, поскольку дело у меня важное, государственное. Так и доложи святому отцу.
Монах удалился, а Пановский обвел взглядом внутреннее пространство подворья – владельцы хлебной биржи братья Караваевы выделили святой братии маленький участок, который, надо отдать должное монахам, использовался весьма разумно. Для прихожан на углу набережной и Калашниковского проспекта выстроили часовню – невысокую, с плоским куполом и дорическим порталом. Сам участок со стороны набережной и проспекта ограждали длинные одноэтажные корпуса – кельи для братии. Внутри подворье замыкали хозяйственные помещения – флигели, сараи, а также кухня, трапезная, книгохранилище, мастерские. Где-то здесь располагалась и келья иеромонаха.
Судя по всему, население подворья было немногочисленным – кроме продолжившего колоть дрова послушника, Пановский заметил еще двух монахов: один, не поднимая глаз, спрятав руки в рукава, пробежал скорым шагом из одного флигеля в другой, откуда слышалось конское ржание, второй монах – выйдя из корпуса для братии с тряпичным узлом в руках, напротив, весьма недоброжелательно оглядел незваных гостей и степенно проследовал к двери низенького строения. Бегала по двору и рыжеватая, мелкая, кривоногая шавка – она принюхивалась к следам и к чему-то, что ей одной казалось заслуживающим интерес, а на посетителей не обращала никакого внимания.
– И шавку держат в голодном теле, – заметил один из агентов Пановскому, – не только себя. Пост-то закончился, могли бы и побаловать живую тварь, а то, как ноги носит – скелет в шкуре, да и только.
– Обычная собака, – ответил Пановский. – А баловать их себе дороже. Только начни их подкармливать, тут сразу же собачий двор образуется, а не монастырское подворье. Спасибо, что людей подкармливают. Голытьбы в столице – прорва.
– Да подворьями всех нуждающихся не спасти, так, только от смерти на шаг отодвинуть, – рассудил второй агент.
– И то хорошо, – возразил Пановский. – Кстати, ты сейчас встанешь на пост у ворот, чтобы смотреть за входящими и выходящими. Да у послушника поспрашиваешь о гостях да обитателях подворья. А мы побеседуем с отцом Амвросием. Пора бы ему и освободиться.
То ли стены в этом подворье имели уши, то ли так уж совпало, но в этот самый момент у дверей появился монах и пригласил проследовать за ним.
Келья отца Амвросия выглядела просторной и светлой. Мягкий свет проникал сквозь два высоких окна, убранных белыми занавесками, собранными в этот час по бокам и связанными шелковыми лентами. Белые оштукатуренные стены не имели никаких украшений, кроме икон, перед которыми горели лампады. Посередине помещения стоял длинный стол, накрытый белой же скатертью. Рядом – широкая лавка. Вдоль стен жались столики, на которых располагалась церковная утварь. Лежали книги и множество бумажных цветов.
Иеромонах Амвросий, несмотря на свою худобу и жилистость, казался внушительным. От него исходило ощущение силы – может быть, благодаря тому, что спину держал он прямо, и смотрел прямо, даже жестко. Во всяком случае, именно таким жестким взглядом встретил он в первую минуту гостей – шеф сверхсекретного бюро сразу понял, что монах не собирается быть откровенным.
– Прошу вас, братья, садитесь, – произнес внешне приветливо Амвросий, – чем могу служить?
Сам иеромонах, держащий в руках какую-то книгу, стоял слева от стола, гости тоже не стали садиться.
– Благодарю вас, отец Амвросий, – опустил глаза Пановский, – простите, что оторвали вас от трудов христовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81