Когда он увидел, что какой-то голодный воришка вскрыл витрину и вытаскивает оттуда хлебного младенца, камердинер спугнул его и в отчаянии положил в корзину ребенка, в надежде за ним вернуться, мы ему помешали.
– И от матери ребенка поступило заявление о его похищении? – вполне логично предположил Клим Кириллович.
– Не поступило, – ответил ему Фрейберг с досадой. – Это меня несколько смущает. Она должна была непременно сообщить в полицию. Но она уехала – и уехала без ребенка. Возможно, она в сговоре с похитителями – жизнь ее еще только начинается, молодая богатая вдова непременно создаст другую семью, родит другого ребенка. Состояние-то оставлено ей.
– Вы думаете, она уехала, потому что поняла, что ребенок мертв? – осторожно спросил доктор.
– Не уверен. – По лицу Фрейберга пробежала еле уловимая улыбка.
– Доктор, вы же не знаете самого главного, – воскликнул, ударив себя ладонью по лбу, Вирхов. – Пеленку-то вы опознали и шаль... Но самого-то ребенка в могиле и не было!
– Как не было?! – вскричал доктор и вскочил со стула. – Не может быть! О его погребении сообщали газеты!
– Мои люди, сопровождавшие Пановского на кладбище, присутствовали на эксгумации, они сообщили мне – не для протокола! – что в гробике обнаружили завернутое в тряпки березовое полешко. Пановский пришел в неописуемую ярость, чуть не прибил смотрителя кладбища, грозил ему страшными карами.
– Где же ребенок? Его опять похитили? – растерянно спросил доктор, переводя невидящий взгляд с одного сыщика на другого.
– Я думаю, – начал Фрейберг, и в его речи послышался легкий немецкий акцент, свидетельство глубоко спрятанного волнения, – что мертвого ребенка нет смысла украдывать.
– Вы... Вы... Вы... – начал, заикаясь, доктор, – вы полагаете, что он мог быть живым?
Сыщики молчали. Доктор почувствовал, как волосы у него на голове становятся дыбом.
– Значит, они, то есть он, то есть этот Пановский думает, что я дал умышленно ложное заключение о смерти ребенка? – спросил наконец Коровкин.
– Если смотреть правде в глаза, получается так. – Фрейберг помрачнел. – За вами следят?
– И днем и ночью, я проверял, – забормотал Клим Кириллович, схватившись за голову обеими руками. – Но я не давал ложного заключения!
– Я верю, верю вам, – поспешил успокоить его Вирхов.
– Пановский думает, что вы в сговоре с камердинером и его сообщниками, – пояснил Климу Кирилловичу Фрейберг.
– Я должен успокоиться и все хорошенько согласовать. – Доктор снова уселся на стул. – Они проводили обыск у меня в доме. Я понял, они искали не ребенка, а какую-то вещь, спрятанную в его пеленках, или документ. Так Пановский говорил и при допросе, вы присутствовали на нем, Карл Иваныч. Они установили слежку не только за мной, а и за квартирой профессора Муромцева. Но профессор точно никакого отношения к младенцу и князю не имеет! Он известный химик, друг великого Менделеева.
– Ничего не значит, – перебил Фрейберг, – я имею в виду дружбу с Менделеевым. И потом – вы уверены, что никто из профессорской семьи хотя бы случайно не оказался вовлечен в дела, связанные с Ордынскими?
– Уверен. – Доктор опустил глаза, сам не понимая, почему он скрывает от короля петербургских сыщиков историю с иконой и попугаем, утаивает поход Муры в особняк.
– Допустим, – металлические нотки в голосе Фрейберга зазвучали отчетливее, – все обстоит так, как вы утверждаете. Какой вывод можно сделать?
– Какой? – повторил недоуменно доктор.
– Очень простой, – вздохнул Фрейберг, – им нужен и ребенок, и документ. И, скорее всего, икона, которую похитили из особняка князя.
– Откуда вы знаете об иконе? – спросил доктор.
– Из газет, – пояснил Вирхов. – Неужели вы, дорогой Клим Кириллович, не читали?
– Нет, – как можно убедительней ответил Клим Кириллович, – а что за икона? Дорогая?
– Мой доктор Ватсон выяснил только одно, – король петербургских сыщиков отвечал с видимым удовольствием, – это был образ Богоматери с младенцем. Средних размеров. Может быть, в нем находился тайник. А может быть, и что-то другое... Младенец, документ и икона. Я перебираю разные варианты – и в каждом вижу отсутствие каких-то логических звеньев. Что-то должно еще попасть в поле моего зрения, чтобы, наконец, решение нашлось.
– Но, наверное, тем же самым занимается сейчас и Пановский, – воскликнул доктор. – А вдруг он вас опередит? – Его задача практически невыполнима. Я составляю смысловые комбинации – интеллектуальное занятие свободного раскрепощенного ума. А он ищет конкретную материю и, насколько мне известно, не может найти ни ребенка, ни документа, ни иконы. У него, судя по всему, опытный, мудрый и изощренный противник – Пановский потерпит поражение. Его обманут, увидите. Несмотря на все его чрезвычайные полномочия. А может быть, и благодаря им.
– Что же делать мне? – спросил в отчаянии доктор. – Я морально убит. Как я мог не отличить мертвого младенца от живого? Зачем я столько лет учился и здесь и за границей?
– Не убивайтесь, доктор, – сочувственно улыбнулся Фрейберг. – Ничего катастрофического не произошло. Теперь вы знаете, младенец не был погребен живым.
– Но как, как он мог оказаться живым, если у него не было ни дыхания, ни сердцебиения! – выкрикнул доктор.
– Дорогой доктор, – король петербургских сыщиков не драматизировал ситуацию, – я за свою практику видел много необычного. Вы меня извините, если я немного коснусь вашей профессиональной сферы? Думаю, вы слишком всерьез относитесь к достижениям европейской медицины, к ее методам и приемам. Вам следовало бы поинтересоваться и другими секретами целительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81