Самое страшное наказание, на какое способен хозяин, — это оставить ее дома и самому впрячься в тележку. Но наши немцы слишком добросердечны, чтобы применять его слишком часто.
Невозможно поверить, что ее впрягают в тележку для того, чтобы доставить удовольствие не ей, а кому-то другому; и мне кажется, что немецкий крестьянин придумал эту аккуратненькую упряжь и изысканную тележечку исключительно с целью потрафить собаке. В других странах — Бельгии, Голландии и Франции — я видел, как дурно обращаются и как много заставляют работать этих гужевых собак; в Германии же — ничего подобного. Немцы беспардонно поносят своих животных. Я видел, как какой-то немец стоял перед своей кобылой и осыпал ее всевозможными бранными словами, какие только лезли ему на язык. Но кобыла не обращала на них внимания. Я видел, как немец, устав ругаться, призвал на помощь свою жену. Когда жена явилась, он поведал ей, что натворила кобыла. Рассказ довел женщину чуть ли не до белого каления, и они принялись с двух сторон поливать несчастную скотину бранью. Они поносили ее покойную мать, оскорбляли отца; они язвительно прошлись по поводу ее внешности, ее умственных способностей, ее нравственных устоев, ее пригодности на роль лошади. Животное некоторое время с примерной кротостью сносило оскорбления, а затем поступило так, как и следует поступать в подобных обстоятельствах. Не теряя чувства собственного достоинства, она степенно удалилась. Мадам вернулась к своей стирке, а хозяин пошел за кобылой по улице, продолжая честить ее на все корки.
Более доброго народа, чем немцы, в природе не существует. Жестокость к животным или детям — вещь, в этой стране неслыханная. Кнут для них — музыкальный инструмент, его хлопанье раздается с утра до ночи, но однажды в Дрездене я был свидетелем того, как разгневанная толпа чуть не линчевала извозчика-итальянца, осмелившегося ударить свою лошадь. Германия — единственная страна, где путешественник, с удобством разместившийся в наемном экипаже, может быть уверен, что с его благородным добродушным другом, впряженным в оглобли, не будут плохо обращаться и не перегрузят работой.

Глава XI
Шварцвальдский хутор: общительность его обитателей. — Его аромат. — Джордж решительно отказывается остаться в постели после четырех утра. — Дорога, которая не дает вам скучать. — Мое шестое чувство. — Неблагодарная компания. — Гаррис в роли ученого. — Деревня: где она оказалась и где ей следовало быть. — Джордж: его план. — Променад а-ля франсе. — Немецкий кучер — спящий и бодрствующий. — Человек, который насаждает английский язык за рубежом
Однажды, вымотавшись и будучи не в силах добраться до ближайшего города или деревни, мы заночевали на хуторе. Шварцвальдский хутор очаровывает общительностью его многочисленных обитателей. В соседней комнате живут коровы, наверху — лошади, в кухне — утки и гуси; а поросята, дети и цыплята живут повсюду.
Вы одеваетесь, как вдруг позади вас раздается хрюканье:
— Доброе утро! Не завалялось ли здесь часом каких-нибудь картофельных очисток? Нет, вижу, что нет. До свидания!
Затем вы слышите кудахтанье и видите высунувшуюся из-за угла старую курицу.
— Славное утро, как по-вашему? Не будете возражать, если я занесу к вам червячка? В этом доме трудно найти место, где можно было бы закусить тихо и спокойно. Когда у меня пошли цыплята, я полюбила есть не спеша; их у меня двенадцать, и нет от них покою. Как завидят что съестное, так прямо рвут из клюва. Не будете возражать, если я залезу к вам на кровать? Может, здесь меня не найдут?
Пока вы одеваетесь, в дверь просовывается множество любопытных мордашек; безусловно, они считают, что в комнате разместился передвижной зверинец. Не разобрать, кто это — мальчики или девочки: остается лишь уповать на то, что все это особы мужеского пола. Закрывать дверь бесполезно — все равно ее нечем запереть, и стоит вам только отойти, как ее тут же снова открывают. Ваш завтрак похож на трапезу Блудного Сына, как ее обычно изображают: вы вкушаете пишу в компании парочки свиней; с порога на вас осуждающе поглядывает стайка гусей; по их недовольному виду и шипению можно понять, что о вас говорят гадости. Случается, что в комнату снисходительно заглядывает корова.
Я думаю, что это устройство по типу Ноева ковчега и сообщает шварцвальдскому дому характерный аромат. Это благоухание вы ни с чем не спутаете. Чтобы представить его, смешайте запахи роз, лимбургского сыра и бриалина, немного вереска и лука, добавьте свежесть морского воздуха и трупный смрад. Какой-нибудь отдельный запах неразличим, но вы чувствуете, что все они здесь — все ароматы, какие только встречаются на земле. Обитателям этих домов такой букет приходится по вкусу. Они не открывают окон, и он не теряется; его хранят в закупоренном виде. Если вам захочется чего-то иного — ступайте на улицу и вдыхайте аромат фиалок и сосен; дом же есть дом; через некоторое время, как мне говорили, вы привыкаете к нему, перестаете замечать и не можете заснуть в любой другой атмосфере.
На следующий день нам предстоял дальний путь, и хотелось встать пораньше, не позже шести, если мы, конечно, не перебудим весь хутор. Мы справились у хозяйки, возможно ли это. Она ответила, что возможно. Ее самой в это время не будет: завтра ей надо в город, за восемь миль, и вряд ли она обернется до семи; но наверняка муж или кто-нибудь из ребят к этому часу зайдут домой пообедать. Так что кто-нибудь нас разбудит и соберет на стол.
Получилось так, что будить нас не пришлось. Мы проснулись в четыре сами по себе. В четыре мы встали, чтобы избавиться от шума и грохота, от которых болела голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64