О! Вот и Витяй. А чего это ты купил? — укоризненно взглянул он на своего приятеля, несущего в руках бутылку дорогой водки.— Что было, то и взял. Ты бы больше здесь… — тот неприязненно покосился на Петра.— Так оно и к лучшему, — пожал плечами Волков.— Тебя не спросили. — Витяй сел на ящик, открыл бутылку и, отхлебнув из горлышка, передал товарищу. Тот, в свою очередь, сделал несколько глотков и сморщился, передернув плечами.— Ну так и… что тут было-то? — Волков закурил сигарету.— Где? — сдавленным от горлового спазма голосом спросил мужик с седой щетиной на щеках.— Слушай, а шел бы ты… — вяло сказал, глядя в сторону, Витяй. — Повестку давай присылай. И чтобы я расписался в получении. Понял? А не можешь — вали.— Да, — покачал головой небритый. — Не глянулся ты Витяю. Не получится у нас с тобой разговора. А за грев — благодарствуй, мил человек.И он осклабился, обнажив щербатые желтые зубы.— Ребята… — Волков отбросил сигарету, широко, но как-то нехорошо улыбнулся и развел руки в стороны. — Мы, работники интеллигентного труда, не понимаем такого к себе отношения. Мы — артисты, а значит, нервы никуда. Это понятно?Седой еще раз приложился к бутылке, взглянул на Петра и сказал даже как-то с сочувствием:— Пшел вон, а?Он еще не закончил своего «а?», когда Витяй, ну просто будто бы выброшенный какой-то невидимой катапультой, взметнулся в воздух и с воем выстрелил всем своим телом, с выставленной вперед ногой, целясь Волкову в голову.Возможно, это было просто везением, а быть может, сработал тот самый звериный инстинкт, но Волков успел-таки, чуть присев, уклониться на долю миллиметра, так что ботинок, грозящий снести башку, лишь слегка оцарапал его щеку, пролетев дальше, куда-то за спину. Петр мягким, отработанным движением левой руки убрал блок нападающего и встретил летящее ему навстречу, искаженное безумной гримасой лицо раскрытой правой ладонью. В какую-то долю мгновения он ощутил ею подбородок и провел руку чуть вперед.Витяй упал ему под ноги, как тряпичная кукла.— Ты ж… это ж… ах ты…— привстал седой. — Что ж ты, сука, творишь…— А чего? Нормальный башкирский подсед и прямой тепель-тапель. Ты поплачь над его челом. Настоящий мужчина не боится плакать.— Ну, теперь все… — Мужчина встал с ящика, и вдруг оказалось, что он достаточно высок ростом, крепок сложением и вовсе уж и не такого преклонного возраста. Неожиданно сверкнув, в его руке выщелкнулось лезвие большого ножа. — Я ж щас тебя, падла, положу…— Это ты правильно рассудил, — Волков мягко, по-кошачьи отступал назад. — Это ты правильно понял всю сущность мою. Западло мне ствол обнажать…— А!.. — седой сделал короткий умелый выпад.— …перед говном…— А!.. А!.. — противник Петра ловко взмахнул ножом крест накрест и слегка зацепил его левую щеку, из которой проступила кровь.— …перед всяким, — Волков, не опуская глаз и все так же мягко отступая, провел большим пальцем левой руки по царапине на щеке и, слизнув с него кровь, оскалился:— Смерти моей хочешь? Я правильно понимаю?— Да ты ж… — Седой непростительно далеко выставил вперед длинную руку с ножом.Мгновенно, неуловимым движением, Петр чуть отвел ее в сторону, одновременно мет-нувшись вперед, и нанес страшный удар правой снизу, в подбородок. Пожилой рухнул на землю.— Так вот что я всем вам скажу… — Волков отшвырнул ногой нож, глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и посмотрел на лежащее перед ним тело. — В очередь, сукины дети. Если по этому делу, то в очередь.Он достал сигарету и закурил. Потом сделал несколько шагов, наклонился, поднял нож, рассмотрел его и, сложив, убрал в карман куртки. Затем вернулся к лежащему мужику с заросшим клочковатой седой щетиной лицом, присел на корточки и, склонившись над ним, похлопал его по щекам.— Ой, Господи, надо же, человеку плохо! — закудахтала проходившая мимо пожилая женщина. — Это ваш товарищ?— Да как вам сказать, — распрямился Петр. — Я его и знаю-то только… здрасте, там, да до свидания. Ну… тут, по двору. Но с виду весьма приличный человек. Очень любит рассказывать, как замечательно жил в Златоусте до войны.— Так, может, я «скорую»? — женщина как-то странно посмотрела на Волкова. — Может, у него сердце?— Думаете? — Волков покачал головой. — Нет. Вряд ли. Может, вот разве с головой что… Вы не волнуйтесь, я сам позабочусь.— А… вон там еще один. Лежит.— Я в курсе. Вы ступайте. Я-то же ведь здесь.— Да, действительно. Так я пойду? — робко спросила женщина.— Конечно. Ступайте.— Ага. Хорошо. — Женщина торопливыми шагами вернулась на тротуар и исчезла, не оборачиваясь.Петр опять склонился над телом, стал растирать ему уши, хлопать по щекам. Реакции — ноль. Расстегнул пуговицы на толстом вязаном джемпере, затем расстегнул рубашку и увидел на груди двойной профиль — Ленин и Сталин, а немного выше, чуть ли не от плеча и до плеча, синела фраза: «Все на выбора!»«Тишкин корень! — подумал Петр. — С кем воевать-то доводится…»— Ну давай, отец, просыпайся…— он стал растирать ему грудь, мять уши и хлопать по щекам. — Ну давай, давай! Да живи ж ты, еж твою туда-сюда!..Мужик вдруг открыл глаза, взглянул на Волкова и очень строго спросил: «А где все?»— Так ведь…— улыбнулся Петр, — жизнь, она ответов не дает. Она только вопросы задает.— Какие?— ДТП тут было, помнишь?— Помню.— Когда?— Вчера вечером.— Кто с кем?— Тачка фирменная в «копейку» въехала.— Цвет?— Черно-белый.— Как это «черно-белый»?— Тачка черная, «копейка» белая.— Номера помнишь?— Только копейки. Семь, семь, семь. И буквы еще — ОХ.— Уверен?— Так… Это ж портвейн такой, «три семерки». Как же не запомнить… А где все?Волков оглянулся через плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62